Читаем Вкус жизни полностью

…К сожалению, мне не знакома долгая тщательная кропотливая работа над каждой строкой. Годы поджимают, а столько еще хочется выразить из накопленного за жизнь! Спасибо шефу, профессору Полякову, за совет. Я его в шутку спросила: «Мне еще одну методичку для студентов написать или художественную книгу?» А он мне тоже вроде бы в шутку ответил: «Методических указаний на кафедре у нас горы, а художественных книг – ни одной». И у меня в мозгу что-то всерьез перемкнуло. А через месяц рукопись первой книги лежала на столе. Как ни странно, писалось легко и вдохновенно. – Это Алла исповедовалась Рите.

– Вот так пошутили! – рассмеялась Инна.

– …В разных областях по-разному пишут. Возьми, например, вологодчан. Душевно пишут, но по-иному: добротней, глубже, затаённей. А в Воронеже – тоньше, изящней. Мне так кажется.

– Фантазируешь.

– Может, и так.

– …У нас говорят – кушают, а в Липецке, допустим, едят. Чувствуешь разницу? «Кушать» звучит мягче, ласковее, добрее. С грубой интонацией это слово произнести невозможно.

– …Трагизм личного бытия в юности послужил толчком к созданию лирических поэтических строк. Теперь вот пишу ироничную прозу для взрослых. Неожиданный, провокационный ракурс взяла на вооружение. Важно писать, никому не подражая, – доверительно говорила Алла. – Лезть на гору, равную первой, не имеет смысла. Развитие происходит, когда взбираешься на другую, более высокую вершину.

– …Иногда кажется, что, читая мои не очень веселые строки и не вникнув в их суть, молодежь подумает: какое занудство! – и отбросит книгу. Им теперь развлекательную литературу подавай. И какое им дело до того, что каждое слово в ней выстрадано автором и ее друзьями. Помню, мой сын, ознакомившись с рукописью книги одной моей подруги, пошутил: «Жесть. Пусть подарит редактору банку кофе, когда будет отдавать ему свой роман на прочтение». Мне бы не хотелось, чтобы о моих книгах так говорили.

– Боишься забвения? – усмехнулась Инна.

Алла не ответила.

– …Взрослое – это не значит обязательно негативное.

– …Как ни крути, осталось еще во мне какое-то ребячество. Только в последней книге я его не проявляю. Тематика не позволяет.

Лена никак не могла сосредоточиться на разговоре Аллы с Ритой. То Кира рассуждала о чем-то ее интересующем, то Жанна с Галей отвлекали своим веселым оптимизмом.

– …Не выношу, когда на сцене классику переиначивают. Не писал так Чехов. Не писал! Раздевают героев, делают наркоманами. Куда их несет? Угораздило же мне пойти на этот спектакль! Всю душу вынули и вывернули… Теперь аплодируют тому, что раньше освистывали. Социальные проблемы побоку, психологию героя на помойку, акценты смещают в сторону быта, упрощения.

– …На фронте время было спрессовано. Каждый миг мог быть последним. А теперь, когда время растянуто в пространстве, прошлое приобретает другую окраску… Теперь недругу подают руку. Нет необходимости сохранять себя для какой-то идеи.

– Такая необходимость всегда существует, только не для всех.

– …До чего же мы в некоторых случаях одинаково мыслим! Как-то пришло мне в голову красивое словосочетание «мужество обреченных», но недолго им гордилась, потому что когда «бродила» в Интернете, разыскивая подругу детства, то эту фразу сразу в двух письмах обнаружила. Даже обидно стало.

– Может, эта фраза еще в детстве всем вам запала, а потом в нужный момент всплыла.

– …Многократными повторениями она подчеркивает характерные внешние черты своих героев, а я таким образом выделяю и заостряю внимание читателей на мыслях и действиях моих действующих лиц.

– …Заманивать сюжетом? Не тот жанр, чтобы «вымахиваться» в угоду непонятливому или нетерпеливому читателю. У меня отсутствует четкая фабула. Есть такой вольный ассоциативный способ выстраивать произведение. Я сосредотачиваюсь на внутреннем мире главных героев. Хочу, чтобы они вырастали до уровня символов и не исчезали в водовороте событий. Уж не знаю, что получилось… Ведь за каждым рассказом, за каждым героем, к сожалению, трагическая судьба сотен тысяч. Это не черные нафантазированные драмы, а жизненные человеческие варианты…

Мне нравится экспериментировать с формами подачи материала. Люблю дневниковый жанр. Обожаю перетекание, диффузию жанров, – вернулась к началу поднятого ранее вопроса Рита. – Не люблю скурпулезно, до мельчайших подробностей дотошно выписывать одежду, лица, тщательно «прорисовывать» детали. Мне это не составляет особого труда, но кому что свойственно, кому что важно… Мне хватает с достаточной степенью определенности указать время действия, общественную принадлежность героев. Пусть внешними подробностями кто-то другой занимается.

– … Пушкин и Некрасов писали просто, но удивительно глубоко, а теперь такие кудри в стихах навешивают!

– Все у них было дозировано, но как гениально!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги