Вкуси меня медленно

— Непременно.

— Ты находилась очень близко к Шону, поэтому пройдёшь полное медицинское обследование.

Иглы, мониторы, тесты.

— Непременно, — повторила она, гордясь собой.

— Тогда до утра. О, и, Ли'Ес. Мы заметили кое-что тревожащее, пока ты была в баре. Моим агентам удалось это сфотографировать.

Она что-то пропустила?

— Сэр?

— Это невозможно объяснить. Я загружу на твой чип фото, и мы обсудим его завтра. Знаю, что загрузка болезненна и искажает твою реальность, но, поверь, это того стоит. Когда будешь смотреть на фото, попытайся вспомнить, что он — смертный. А ты нет.

После этих слов связь прервалась.

Её руки безвольно упали по сторонам, телефон внезапно показался чрезвычайно тяжёлым.

Как будто она хоть каплю волновала Эстапа. И в конце разговора его тон был чересчур самодовольным, чересчур радостным. Это только усилило её страх.

Мгновение спустя тёплое покалывание пронеслось через её мозг и нагрело кожу головы.

Зрение Ли'Ес стало размытым, острые когти впивались в голову. Она покачнулась и попыталась опереться рукой о стену.

В желудке поднялась тошнота. Одно неверное движение, и всё, что внутри, окажется снаружи.

Ли'Ес замерла и стала ждать.

Голографическое фото появилось у неё перед глазами, поглощая всё внимание. Боль в голове ослабла, позволяя ей рассмотреть изображение, и Ли'Ес ахнула. Колени её подогнулись, и она с грохотом упала на пол.

Ванная превратилась в бар, а покрытые плиткой стены окрасились в металлический цвет. Пьющие клиенты танцевали и смеялись вокруг неё. Клубами вздымался дым.

Она увидела себя, фото, очевидно, было сделано через несколько секунд после того, как она заметила Джексона в дверной проёме. Её губы были приоткрыты, кожа раскраснелась. Соски были твёрдыми и их можно было увидеть через платье, а руку она прижала к животу, как будто пытаясь подавить волнение. Или возбуждение.

Но внимание Ли'Ес привлекли её глаза. О, её глаза. В их глубинах сияла такая абсолютная тоска, что было почти больно смотреть.

Она без сомнений знала, что это фото было предупреждением. «Он — смертный. А ты нет». Очевидно, Эстап знал, что она заботилась о Джексоне. После такого фото это уже нельзя было скрыть.

Если она облажается снова, Джексон умрёт.

***

Хоть ему и хотелось ворваться в ванную, Джексон ждал на кровати. Он полагал, что Мишка выйдет оттуда злой, немного побесится, возможно, даже покричит от разочарования. Он готовился её утешить, поддержать, выслушать — дать ей всё, что понадобится.

Когда двадцать минут спустя дверь открылась, и она появилась оттуда спокойная и бесстрастная, он растеряно сморщил лоб.

— Всё в порядке?

— В полном. — Она не посмотрела на него, даже когда подошла к комоду и достала один из своих ножей из первого ящика. — Почему бы тебе не вернуться в свою комнату и не отдохнуть? Мне самой отдых не помешает.

Такая холодная. Отстранённая. Равнодушная.

Ему это не нравилось.

Пристально наблюдая за ней, Джексон перекинул ноги через край кровати. От сидения на одном месте его мышцы напряглись; они отказывались расслабляться и пульсировали даже после того, как он снова замер.

— У этого ножа есть имя?

— Нет.

— Значит, ты соврала о том, что даёшь им имена?

— Мари это делает. Я — нет.

И они отличались друг от друга. Мари была холодной, а Мишка обжигающе горячей. Он никогда не спутает их снова.

— Что сказал твой босс?

Тяжёлая пауза, слегка напряжённая. Затем:

— Он напомнил мне о моей задаче.

Когда она ничего не добавила, он подтолкнул:

— И это…?

— Делать то, что мне скажут и когда скажут. Всё остальное понемногу уничтожит меня. — Говоря, она взяла кусок ткани и начала полировать лезвие спокойными и умелыми движениями.

— Но это не жизнь, Мишка.

Её лопатки соединились, когда девушка напряглась.

— Я предпочитаю, чтобы меня называли Ли'Ес.

— Нет, это не так, — рявкнул Джексон, выведенный из себя её поведением. Она вошла в ванную человеком, у которого были эмоции и слабые места, а вышла оттуда андроидом. Бессердечным роботом. Джексону намного больше нравилась уязвимая женщина, которой она являлась.

Он бы многое отдал за нож, её босса и пять минут наедине с ним. Если он вырежет органы этого негодяя и заставит его съесть каждый окровавленный кусочек, это, возможно… возможно… успокоит растущую в нём ненависть.

— Ты ничего не знаешь обо мне. Не притворяйся, что тебе известны мои желания.

— Мои пальцы были в тебе. Я бы сказал, что достаточно хорошо тебя знаю.

От этих слов она прекратила дышать, и её пальцы с такой силой сжались вокруг рукоятки ножа, что металл мог бы треснуть под чёрной перчаткой.

Мгновение спустя Мишка вернулась к своему заданию, так внимательно сконцентрировавшись на нём, что он понял: она, должно быть, использует действие в качестве механизма выживания. Обыкновенная вещь, чтобы успокоить бушующий разум.

— Чего ты хочешь от меня? — спросила она, снова отдалившись. — Объятий? Поцелуев? Любви? — Она фыркнула. — На последнее я не способна.