– Да! Это уксус. Нужно опустить ногу и подержать десять-пятнадцать минут. Все пройдет! – объяснил нам парень, усаживая Наташу и опуская ее распухшую ступню в маринад для шашлыка. Женщина опять скривилась от боли.
– Все нормально! Все хорошо! – успокоил нас Махмуд и пообещал проведать через десять минут.
Мы вздохнули и расселись вокруг Наташи.
– Это дело надо перекурить! – выдохнула Оля. – Эх, где наша фляжка с фронтовыми? Почему я ее в номере оставила?
– Девочки, спасибо! – сквозь слезы улыбнулась Наталья. – Знаете, я такая невезучая… Все время со мной что-то не так… Вот и сейчас…
– Что не так? – строго поинтересовалась жена прокурора Яврумян. – А ну-ка, быстренько рассказывай! Всех врагов поймаем, обидчиков накажем, а тебя спасем и осчастливим!
Мы с облегчением рассмеялись. Кризис миновал. Серьезной оставалась одна Наташа:
– К сожалению, я очень поздно поняла, что живу неправильно, не так, не своей жизнью. Все у меня происходит, словно в замедленном кино, с каким-то опозданием… С тяжелым отрывом от детства, что ли. Я, не поверите, даже машину научилась водить только девять месяцев назад… Словом, замуж я вышла рано. И не по большой любви, как мечтается всем девочкам, а просто для того, чтобы побыстрее уйти из дома. Не могу сказать, что росла в нелюбви, или что было что-то ужасное, но то, что мне хотелось побыстрее вырваться, – это точно. Мир был таким полярным. С одной стороны тот, о котором я запоем читала в книжках, с другой стороны тот, с которым сталкивалась в реальности. Не смотрите, что я маленькая и худенькая, я – двужильная. Поэтому и взвалила на себя сразу и новую семью, и заботу об обустройстве дома, точнее, о поисках жилья, о профессии – своей и мужа, потом о детях – дочке, старшем сыне, младшем сыне. Работала по двадцать часов в сутки. Иногда, когда слышу анекдоты про распорядок дня женщины, я думаю, а над чем тут смеяться? Все верно же! И встать в пять утра, и приготовить за час завтрак и обед, и десяток колготок с трусами перестирать, и мужу свежую рубашку отгладить, а дочке воротничок к форме пришить, мальчишкам штаны залатать, всех разбудить, всех накормить, всех развести по яслям-садам-школам, в автобусе подкрасить губы и глаза, отработать восемь часов, в обеденный перерыв сбегать в магазин и отстоять очередь за продуктами, потом всех снова забрать домой, накормить, напоить, приготовить ужин мужу, прибраться в доме, а потом успеть еще на одну работу, где всего за четыре часа получаются лишние червонцы к зарплате (хоть работа совсем не престижная и грязная), ну и напоследок, почти перед полуночью, сесть за бухгалтерские документы (еще одна подработка). И так – изо дня в день, из года в год…
Вначале я думала, что все это ради великой цели – нашей семьи, нашей «любви» (хотя я всегда это слово даже мысленно произносила в кавычках), нашей долгожданной квартиры или дома. Но в какой-то момент, когда эта чертова квартира уже появилась, я словно остановилась и прозрела. Стойте! Что ж это такое я со своей жизнью делаю? Куда ее трачу? Дети выросли, но продолжают беззаботно держаться за мамину юбку… Муж постарел, но совсем не возмужал, а, наоборот, сменил график с «работа-поиски работы» на «поиски работы-отдых на диване-поиски работы»… И где в этом сумбуре Я и МОЕ место?
– Долго же ты зрела, – не выдержала я. – Если без любви, при таком раскладе, да еще и дети выросли…
– Долго, Инночка, – вздохнула Наташа. – Непозволительно долго. Но потом я, наконец, решила развестись с мужем и начать жить для себя… И я…
– Развелась! Ура! – констатировала Оля Яврумян.
– Нет! Я пошла к гадалке, чтобы уточнить, а правильно ли я поступаю, оставляя детей, пусть даже взрослых, без отца.
– Что ты сделала? – не поверила своим ушам Ира, а Нина понимающе улыбнулась.
– К гадалке пошла. И она, эта гадалка, сказала мне, что поступаю я скверно. Что у мужа моего хоть и есть любовница давно, но он ее не любит, а бегает к ней из-за приворота страшного, молдавского. И он, приворот этот, вот-вот сведет мужа в могилу.
И жить, дескать, ему осталось полтора года… Мне пожалеть несчастного надо, а не бросать его. Умирает человек…
– И ты что? Поверила гадалке? – мы замерли.
– Представьте себе, поверила… И даже, – Наташа замялась, – даже застраховала его на большую сумму в случае преждевременной кончины. А он потом еще пять лет жил и жил… На полном моем иждивении… Да и сейчас живехонек-здоровехонек…
Слезы, которые дрожали у нас на глазах от сочувствия к Наташе, мгновенно высохли, а потом снова потекли ручьем, но уже от дружного хохота:
– Натусь, ну ты даешь! Рассказать кому – не поверят же!
Наташа уже и сама смеялась, по-девчоночьи заливисто и свободно:
– Зато я не бросила «смертельно больного», и совесть моя чиста! Но за эти пять лет он мне, правда, столько кровушки выпил, что, когда я снова решилась на развод, уже не сомневалась. За разрешение покинуть себя, несчастного, супруг истребовал с меня новую квартиру, соизволив освободить дом, который я к тому времени построила. Пришлось идти на уступки.