Влад Хельсинг

И Владик, толкаемый в спину суровым извергом, первым шагнул на каменную лестницу. Обернулся, бросая прощальный взгляд на солнечный свет. Если ему не повезет, и он угодит в сексуальное рабство к вампиру, едва ли он еще раз увидит его. Жить он будет во мраке, подвергаясь регулярным изнасилованиям со стороны ужасного монстра. А потом, когда его общество наскучит вампиру, тот закусит несчастным программистом, и ни одна живая душа на всем белом свете не всплакнет о нем.

13

Чем глубже уводила их лестница, тем мрачнее становилась обстановка. Кирпич стен сменился диким камнем, уложенным без всякого раствора. Сквозь щели внутрь просыпалась земля, и проросли корни деревьев. Паутины стало столько, что та после каждого шага стабильно облепливала Владику все лицо. Но вопроса на тему того, как вампир проходил здесь, не зацепив созданные пауками кружева, у Владика не возникло. Чудовище, обитающее в подземелье, было не от мира сего. Оно передвигалось, не касаясь ногами земли, умело отпирать двери, не касаясь их руками. Для такого создания пройти сквозь паутину, не порвав ее, дело пустяковое. Такое же пустяковое, как расправиться с тремя людьми, вздумавшими на него поохотиться.

Спуск завершился, приведя их в выложенный камнем коридор. Тот тянулся куда-то во тьму, а по сторонам имелись проемы дверей, за которыми могло скрываться все, что угодно. Когда Цент заглянул в первый из них, направив внутрь луч фонаря, то невольно присвистнул.

– Что там? – прошептала Машка, которой одновременно было и страшно, и любопытно. Владика любопытство не мучило, ему было просто страшно. Но все же он подошел и посмотрел, заранее не ожидая увидеть ничего хорошего. И не ошибся. Поскольку комната, в которую они заглянули, была завалена человеческими костями.

Даже Цент, известный изверг, душегуб и вершитель геноцидов, никогда не видел столько человеческих останков в одном месте. О количестве людей, обретших здесь свое последнее пристанище, судить было трудно, но счет явно шел на сотни. Кое-где кости еще сохранили целостность скелетов, на иных даже остались клоки давно истлевшей одежды. Цент приметил среди останков череп в немецкой каске времен войны, и пришел к выводу, что вампир не брезговал импортным продовольствием. Впрочем, он так же уважал и продукцию отечественных производителей – рядом с черепом в немецкой каске, лежал череп в каске советской. Вурдалак, судя по всему, жрал всех, кто попадался под руку, без оглядки на национальную идентичность.

– Сколько же времени оно обитает здесь? – прошептала Машка. – И скольких людей успело убить?

Сунулись в другую комнату, и там тоже оказались кости. Владику, чем дольше длилась экскурсия по логову монстра, тем страшнее становилось. Он уже успел крепко пожалеть, что не согласился на побег, как то предлагал Цент. Глядишь, сумели бы унести ноги. Да и вампир, похоже, был привязан к своему логову, и вряд ли пустился бы за ними в погоню в дальние края. А теперь они сами пришли к нему на заклание. Прямо в его обитель. В наивной надежде убить это существо. Вон скольких оно успело прикончить за свою долгую вампирскую практику. И никто так и не сумел справиться с чудовищем. С чего вдруг им-то это удастся?

– Давайте уйдем! – простонал Владик, когда они сунулись в третью комнату, и увидели там знакомый интерьер – кости, кости, и еще раз кости.

– Не начинай! – потребовал от него Цент.

– Мне тут тоже не по себе, – призналась Машка. – Может, мы совершили ошибку? Не стоило лезть в это место.

– Да, да, не стоило, – горячо поддержал ее Владик. – Надо уходить. Прямо сейчас.

– Нет уж! – возразил им Цент. – Я уже настроился на подвиги, так что прекращайте портить мне все дело. А ты, очкарик, если не перестанешь скулить, пополнишь здешнюю коллекцию костей и своими мослами.

В четвертой комнате Цент ожидал увидеть уже приевшиеся останки, но вместо кухонной кучи прожорливого вампира их глазам открылось нечто такое, что заставило содрогнуться даже активного участника первичного накопления капитала.

Вместо груды костей в четвертой комнате, у дальней стены, высился алтарь, сооруженный из старых досок и кирпичей. А к алтарю, на ржавых гвоздиках, крепились рисунки, выполненные, вероятно, рукой самого чудовища. Рисунки были неплохи, в вампире явно пропадал талант живописца.

Но не качество полотен потрясло всех троих, и не то, что написаны они были единственной доступной вампиру краской – человеческой кровью. Потрясло то, что было изображено на картинах.

На первой из них красовался собственной персоной Владик. Портретное сходство было несомненным, но, как показалось известному ценителю изобразительного искусства Центу, художник сильно польстил натурщику. Владик на рисунке был слишком хорош. Прямо-таки красавчик. Даже прыщи, густо покрывающие физиономию программиста, все куда-то исчезли. Да и рожа его приобрела несвойственное ей благородное, и где-то даже величественное выражение. Будто бы с полотна на них смотрел не нытик и трус, а прекрасный принц.