Я снова повернулся к похоронной процессии. За катафалком следовали новые всадники, за ними - строй барабанщиков. Затем колонна пехотинцев с факелами и знаменами. Пение не смолкало, а там, далеко-далеко, за черным бездонным провалом, голова процессии уже приближалась ко Двору Хаоса.
…Как долго я тебя ненавидел, в чем только не обвинял. Теперь все кончено, ни от одного из этих чувств не осталось и следа. Оказывается, ты даже хотел сделать меня королем - совершенно, как я теперь понимаю, не подходящая для меня работа.
Выходит, я не был для тебя пустым местом, что-то для тебя значил. Другим я этого не скажу, никогда. Знаю сам - ну и хватит. И я никогда не смогу думать о тебе так, как прежде. Твой образ уже размывается. Вместо твоего лица я вижу лицо Ганелона. Ганелон был мне товарищем. Рисковал ради меня своей шкурой. Это был ты, но другой ты - ты, которого я прежде не знал. Скольких жен ты пережил, скольких врагов? Много ли было у тебя друзей? Нет, наверное. И как же мало мы о тебе знаем. Никогда не думал, что увижу твои похороны. Ганелон… отец… старый товарищ и враг, я прощаюсь с тобой. Ты будешь вместе с Дейдрой, которую я любил. Ты сохранил свою тайну. Покойся в мире, если ты того хочешь. Я отдам тебе эту увядшую розу, пронесенную мной через ад, я брошу ее в бездну. У тебя останется эта роза и путаница красок в небе. Я буду скучать, мне уже тебя не хватает…
А потом все кончилось. Последний строй появился из-за занавеса, прошел черной дорогой, исчез в направлении цитадели. Молнии все еще полыхали, дождь лился, гром грохотал. Сколько я помню, ни один из участников шествия не выглядел промокшим. Я стоял на краю бездны и смотрел, как они уходят. На моей руке лежала чья-то ладонь, лежала скорее всего давно - просто я ее не замечал.
Я посмотрел на грозу - она снова надвигалась. Бурление в небе словно сгущало мрак.
Слева разговаривали. Разговаривали, похоже, давно, просто я не слышал. Только теперь я заметил, что все мое тело болит, что меня бьет неудержимая дрожь, что я валюсь с ног.
- Пойдем, - потянула меня Фиона. - Полежи. Нас и так осталось мало.
Я покорно отошел от обрыва.
- Ну и что? - Я взглянул на грозу, совсем уже близкую. - Какой смысл? Эта штука накроет нас с минуты на минуту.
- А мы что, обязаны ее дожидаться? - пожала плечами Фиона. - Мы пойдем во Двор, по черному мосту. Оборона уже прорвана. Туда гроза может и не дойти. Она может остановиться на краю бездны. И вообще, нам следовало бы попрощаться с папой.
- Похоже, иного выхода нет, - кивнул я. - Обстоятельства заставляют нас проявить должную почтительность.
Я опустился на землю и глубоко вздохнул. Не знаю, как уж это возможно, но я чувствовал себя еще более ослабевшим.
- Сапоги снять? - спросила Фиона.
- Да.
Она стянула с меня сапог, затем другой. Мои ноги гудели.
- Спасибо.
- Я принесу тебе поесть.
Я закрыл глаза. И задремал. Связного сна я не увидел - слишком уж много плясало в моей голове образов, самых разнообразных. Не знаю, как долго это продолжалось, но затем зацокали копыта приближающейся лошади, сработал старый рефлекс, и я проснулся. По моим закрытым глазам скользнула чья-то тень.
Я открыл глаза и увидел над собой всадника, с головы до ног закутанного в длинный плащ. Он сидел абсолютно неподвижно, не произносил ни слова и смотрел мне в лицо. Собственное его лицо было скрыто краем плаща.
Он глядел на меня - я глядел на него. Никаких вроде бы угрожающих телодвижений, однако этот холодный взгляд выражал явную антипатию.
- Се возлежит доблестный рыцарь.
Я промолчал.
- А ведь мне убить тебя - как раз плюнуть.
Тогда я узнал этот голос, но причина столь пламенных чувств оставалась для меня неясной.
- Я нашла Бореля еще живым, - промолвила Дара. - Он поведал мне, как бесчестно ты взял над ним верх.
Тут уж я не мог ровно ничего поделать. Сам, помимо и против воли, в моем горле возник сухой, иронический смешок. Господи, это ж надо придумать такую ересь! Я мог рассказать ей, что Борель был гораздо лучше снаряжен, что он был свеж и полон сил и при этом требовал поединка. Можно бы добавить еще, что я не считаю войну игрой и что, когда моя жизнь в опасности, я не придерживаюсь никаких правил. Я мог наговорить много самых разных вещей, только какой смысл, если Дара не знала их сама, либо знала, но не хотела с ними согласиться? Кроме того, ее чувства ко мне были вполне очевидны и вряд ли могли мгновенно измениться.
А потому я ограничился одним из величайших трюизмов:
- На все можно взглянуть с разных сторон.
- Мне вполне достаточно одной, - отрезала Дара.
Я хотел безразлично пожать плечами, однако воздержался - слишком уж они болели.
- Знакомство с тобой стоило мне двух самых важных в моей жизни людей, - сообщила Дара.
- Да? Весьма сожалею.
- Ты совсем не такой, как меня убеждали и даже - на какое-то время - убедили. Я видела в тебе человека благородного - сильного, но при этом понимающего и великодушного, иногда - нежного. Честного…
За ее спиной сверкали молнии. Гроза заметно приблизилась. Я не удержался и сказал нечто не совсем пристойное. Дара словно не слышала.