Владигор. Римская дорога

— Я теперь называюсь Августом. Мне волей-неволей приходится думать о том, что творили мои предшественники.

— Отец говорит, что всякого человека власть развращает, но ты — единственный не подвластный этой заразе.

Он поднялся и взял Юлию за руку. От тепла ее мягкой ладони горячий ток пробежал по его телу, чтобы тут же смениться ознобом.

— Взгляни, — сказал он. — Новая фреска. Твой отец посоветовал заказать мне это сюжет.

Он подвел ее к стене, свободной от многочисленных ниш, где в промежутке между двумя колоннами из белого с розовыми и голубыми прожилками мрамора был изображен суд Париса. Красивый юноша, чем-то неуловимо похожий на Гордиана — может быть, задумчиво-мечтательным выражением голубых глаз, — держал в руке яблоко. А три богини: сумрачная и чем-то недовольная Юнона, прекрасная в своей роскошной зрелой красоте Венера и вооруженная копьем и щитом Минерва — стояли вокруг смертного, оспаривая приз.

— Кому бы ты присудил яблоко на месте этого дурачка? — спросила Юлия.

— Минерве, — ответил Гордиан.

— Почему?

— Она похожа на тебя.

Юлия улыбнулась:

— Уж скорее наоборот. Не говори так дерзко. Богини ревнивы.

— Хотя, если рассуждать здраво, зачем богине мудрости приз «Самой красивой»? Неужели ей недостает ума относиться к подобным-вещам достаточно равнодушно?

— Может быть, и так. Но мудрость по силе своего воздействия может соперничать с красотой. Душа-Психея рождает Вожделение.

Дерзкие слова для девушки. И слишком вызывающие… Он привлек ее к себе, его тело жаждало немедленного обладания. Что их разделяло? Всего лишь белое полотно ее столы и пурпур его туники. Сквозь тонкую ткань она ощущала нестерпимый жар его ладоней.

— Жаль, что ты не рабыня, — прошептал он, касаясь губами ее щеки. — Я бы тут же отвел тебя в спальню и овладел тобой. Ты хочешь принадлежать мне?

— Отпусти меня… — В ее тоне не было особой настойчивости.

— А если я не захочу? — Он еще сильнее прижал ее к себе.

Она не могла не чувствовать его возбуждения и замерла, не пытаясь вырваться, но лишь все больше и больше отстраняясь от него, будто собиралась повиснуть, переломившись, у него на руках. Его прикосновения против ее воли возбуждали ее тело.

— Я закричу… — пообещала она едва слышно.

— Разве кто-то может спасти тебя от самого Августа? — рассмеялся он.

Попытался поцеловать ее в губы, но она отвернулась, и поцелуй пришелся в шею. Прикосновение к ее шелковистой коже на миг свело Гордиана с ума — он оскалился и впился зубами в шею девушки. Юлия в ужасе вскрикнула и изо всей силы ударила его по лицу. Только что она готова была уступить, теперь же она пришла в ярость. Гордиан тут же отпустил ее.

— Ты сумасшедший! — крикнула она, отступая. От обиды и боли на глаза ее навернулись слезы.

— Я же сказал — никто не сможет защитить тебя от Августа… — почему-то смущенно, а не торжествующе пробормотал Гордиан.

— Один человек сможет, — сказала она зло.

Интересно, на кого она злилась? На себя? На него?

— Ты говоришь о своем отце? О Мизифее? О да, он может многое… он умен… очень умен…

— Я говорю об Августе, — прервала она его дерзко.

— А… Да, наверное, Август мог бы. Если бы пожелал… если бы пожелал… — Гордиан запутался в словах и замолчал. — Прости… — сказал он наконец. — Это язык мой болтает глупости, а в сердце у меня нет ничего дурного…

Она лукаво прищурилась. На ее густых ресницах еще блестели слезы. А губы улыбались.

— Но ты укусил меня! Как зверь!..

— Может быть… Но это не имеет никакого отношения к власти… я имею в виду власть императора…

Она внимательно посмотрела на него и… улыбнулась. Гнев ее прошел.

Он улыбнулся в ответ.

— Ты помолвлена? — спросил он.

Юлия отрицательно покачала головой.

— К тебе кто-нибудь сватался?

— Дважды. Но отец отказал им.

— Почему? Они были недостаточно богаты? Или недостаточно умны?

Она медлила с ответом.

— Они мне не нравились.

Он был удивлен и даже не пытался этого скрыть. С девушкой в подобных ситуациях никто не советуется. Обычно отец или опекун решает все сам.

— Мизифей спрашивал твоего согласия?

Она кивнула.

— А если… — Он запнулся, пристально глядя в ее лицо и заранее пытаясь угадать ответ. — Если я посватаюсь, что тогда? Откажешь?

— Нет… — ответила она.

Он растерялся от ее прямоты.

— Тебя не смущает неравенство положения?

— Нет.

Дочь ритора считала себя равной императору. Или… считала его себе неровней? Эта мысль показалась ему забавной, и он улыбнулся.

— Ты права, — пожал плечами Гордиан, — такие мелочи, как знатность и благородство, теперь никого не волнуют. Но твой отец умен и благороден. Что касается должностей и наград, то об этом не стоит и говорить. Я сделаю его префектом претория.

Теперь настал черед удивиться Юлии.

— Мизифей — командующий твоей гвардией? Да весь Рим будет смеяться до упаду. Спору нет — мой отец мудрец, но он не держал в руках меча с тех пор, как оставил школу.

— Потому я и хочу, чтобы он командовал преторианцами. Почему обязательно военачальник должен быть дураком? Пусть лучше будет мудрецом. Решено — сегодня же я объявлю ему об этом. Я думаю, ему понравится это назначение. — Гордиан подавил улыбку.