О, теперь князь Владимир знал, что люди эти не одинаковы, что у них разные души, разные сердца. Только что он разговаривал с воеводами. Недавно некоторые из них служили Ярополку, ныне служат ему; слава, золото и пожало-ванья – вот о чем они думают, вот почему рвутся вперед.
Молчал только Рубач – есть такие воеводы, на них вся надежда князя, они охраняют честь земли, славу Руси, понадобится – голову сложат на поле брани.
Поле шумело, били копытами кони, отовсюду доносились голоса, все ближе и ближе лилась песня:
Гей, в поле, поле гостинец темнеет, Гостинец темнеет, могила чернеет, А на той могиле да кости белеют… Гей, да гей, да гей!
То идет множество людей из Киева, Чернигова, Перея-слава, Турова, Полоцка, Новгорода – им несть числа, им несть имени, они не ищут ни золота, ни пожалованья, но, если будет нужно, победят либо умрут, – да нет, не умрут, ибо даже смерть их – слава и победа.
Поле шумит, поле гремит, среди ночи звучит все громче:
Гей, с поля, поля туча налетает, То не черная туча – орда наступает, Бросил рало ратай, а меч вынимает, Гей да гей!
Недалеко от князя на фоне неба показался человек – гри-день с копьем в руках. Князь окликнул его, и гридень, не выпуская копья, подошел к князю.
– На страже стоишь? – спросил Владимир.
– Так, князь, всю ночь буду тебя стеречь, спи спокойно.
– Мне не хочется спать, гридень… Поле шумит, поют где-то…
– То добрая песня, княже, старинная.
– Как тебя звать?
– Тур, княже…
– Тур? Погоди! Так то же ты с воеводой Рубачем встречал меня в Киеве?
– Встречал…
– Давно служишь в гриднях?
– Давно, княже, я еще у отца твоего Святослава служил, да будет он прощен.
И умолк гридень Тур. Молчал и князь Владимир, он смотрел на воина, который в давние времена служил у его отца.
– Ты часто его видал? – совсем тихо спросил князь.
– Часто, княже, каждый день, каждый час. Такое уж дело у гридня: радость князя – его радость, горе князя – его горе…
Было что– то необычайно теплое, сердечное в этих простых словах гридня Тура.
– А много горя было у князя и у тебя?
– Ой, много, княже, вся земля наша кровью полита. Тур замолчал. В эту минуту он, как видно, и не мог больше говорить.
– А ты спи, спи, княже, – помолчав, добавил он. – Я буду до утра стоять на страже. Спи спокойно!
Гридень отошел. На темном небе виден был он весь, с копьем в руке. Владимир опустил голову на седло, закрыл глаза и вскоре уснул.
Вот– вот рассветет. Слабый огонек свечи выхватывает из полутьмы выкопанную прямо в плотном песке пещеру, ложе в одном из ее углов, стену, икону, а перед нею столик, темную фигуру женщины, стоящей на коленях на посыпанной увядающей травой земле.
Когда женщина поднимает голову, видно ее лицо. Это Малуша. Она всегда встает до рассвета, чтобы прибрать в пещере, успеть в церковь, а там – до самой ночи работать.
Но нынче Малуша хочет еще помолиться – не там, в церкви, а здесь, в пещере, где никто ее не видит и не слышит.
Вчера она видела Тура. Он рассказал ей все, что было за последнее время; как вместе с киевскими людьми помогал князю Владимиру бить Ярополка и брать Киев, как Владимир хотел дать ему пожалованье и как он отказался от него, а взял только меч и щит.
– Хорошо сделал, Тур, – сказала Малуша. – Ты же не воевода и не боярин, что он тебе может дать?
Потом Тур рассказал, что будет служить в дружине князя, идет с ним сейчас в Червенскую землю.
– Иди, охраняй его! – попросила Малуша. – Только не проговорись как-нибудь обо мне… Хищные бояре и воеводы окружают Владимира, не дай Бог узнают, что тут, в Киеве, живет его мать-рабыня.
Тур будет молчать, будет охранять в походе князя, хорошо, что судьба выпала ему идти с Владимиром. А Малуша станет здесь молиться за него.
– Боже, Боже! – шепчет сна. – Помоги рабу своему, а моему сыну Владимиру, защити от злого глаза, лукавства, измены, вражеского меча, поставь щит между ним и супостатом, пошли ему победу на брани, даруй здоровья и счастья на многие, многие лета.
Очень проста молитва, сложенная самой Малушей, так она молилась простыми материнскими словами за своего сына, еще когда лежал он в люльке в хижине у Роси, когда сидел князем в Новгороде, боролся с Ярополком, – так молится и теперь.
Достаточно ли таких слов? Малуша смотрит на суровый лик Христа – обыкновенное лицо, синие глаза, рыжие усы и бородка, благословляющие, но такие слабые руки… И, по правде сказать, простая женщина Полянского рода не знает, может ли она в своих молитвах положиться на одного Христа.
И тогда она делает то, что всегда: направляется к ложу, находит под ним скрыню, что-то достает оттуда, возвращается к иконе.
Рядом с иконой Христа стоит темная бронзовая фигурка женщины с маленькой головой, сложенными на животе руками – то защитница их рода, милосердная, но могущественная богиня Роженица.
– И ты помоги мне, – шепчет Малуша, – защити моего сына от злого глаза, лукавства, измены, вражеского меча.
Малуша уверена, что Христос и богиня рода вместе помогут ей, что князь Владимир благополучно вернется из похода.