Владимир

Владимир задумался, видимо, колеблясь, открыть ли свои мысли епископу.

– Нет мира в землях, земли меня не слушают, послал туда сыновей, но нет у них любви ко мне.

– Успокойся, княже, содеянное тобой даст плод позднее, наступит в землях мир, сыновья твои еще подопрут тебя, денно и нощно о тебе молится церковь…

Епископ умолк.

– Ты недоговариваешь чего-то, Анастас?

– Я скажу об этом не теперь…

– А почему?

– Церковь и князь суть едины, каждому из них свое… Верь мне, аще учинишь церковный закон, дашь церкви десятину со всех земель, позволишь чинить ей суд, – мы с тобой все преодолеем, княже.

– Ты говорил уже мне об этом, епископ, не могу так сделать…

– Княже! Ты не мог сделать раньше, однако всему свой час… Кто же сделает это, кроме тебя?

Владимир бросил испуганный взгляд на епископа… Почему Анастас так сказал, на что он намекает – неужели скоро конец,смерть?

– Ты должен и будешь еще долго-долго жить, – словно угадывая его мысли, добавил епископ, – о том молится и всегда будет молиться церковь. И мы с тобой, княже, еще долго будем собирать десятину и чинить суд…

– Устав церковный с тобой? – сухо спросил Владимир.

– Бог велел мне взять его с собою…

– Дай сюда!

Епископ положил перед князем написанный на пергаменте церковный устав, и Владимир, сев на ложе, долго читал написанные рукой Анастаса строки.

– …дах десятину по всей земли Русской, от всякого княжья суда десятая векша, а из торгу десятая неделя…

Княжья рука вздрогнула.

– Погоди, епископ… Ты пишешь: «и от домов на всякое лето десятину от всякого стада, и от всякого живота…» Такая десятина?

Епископ ответил сурово и холодно:

– Десятина должна быть только такой, ибо церковь молится и за князя и за смерда…

– Страшно. Десятина со всей Руси на церковь… Ох, как страшно, – вырвалось у князя.

– Так нужно, – проЦедил епископ.

– «…а по сему не вступатись ни детям моим, ни внукам, ни всякому роду моему во вся лета ни в люди церковные, ни в суды их…» Епископ Анастас, зачем принес ты мне этот устав про десятину и суд?…

– Ныне не только на земле – на небе такожде идет суд, -глухо промолвил епископ, прислушиваясь к раскату грома.

Князь Владимир на мгновение зажмурил глаза, грудь его высоко вздымалась, потом взял перо и подписал устав.

– Спасибо, княже! Верь мне, не токмо мы, а все люди грядущего назовут тебя святым, с апостолами равным…

Владимир лег.

– Святой? – прошептал он. – Подобно княгине Ольге… Нет, не святой, не говори, что я равный апостолам, ибо утопал и утопаю в грехах.

– Ты утопал и мог утонуть в грехах, когда был язычником, княже. Но крещение – начало новой жизни, вместе с ним тебе отпущены все содеянные прежде грехи.

Лицо Владимира было очень печальным и беспокойным, а глаза, ставшие особенно большими, смотрели в раскрытое окно.

– Церковь и крещение отпускают грехи, – тяжело вздохнув, прошептал он, – но я не могу их простить себе.

– И апостолы совершали грехи, – слегка улыбнувшись, заметил епископ. – Один Бог без греха… А ты будешь, княже, святым в веках и равноапостольным.

– Не могу, не хочу быть святым, не мне, грешному, равняться с апостолами…

– Молчи, сын мой… Властью, данной мне Богом, разрешаю и отпускаю тебе все содеянные тобой грехи и буду молиться, дабы он, аще призовет тебя, принял туда, где все праведные успокояются… Возьми себя в руки., княже, усни!

Воевода Волчий Хвост не уехал, как обещал князю, сразу же из Берестового. Покуда епископ Анастас был у Владимира, он все время сидел с несколькими воеводами и боярами в кресле в сенях, ожидая, видимо, епископа, ибо как только он вышел от князя, воевода последовал за ним.

– Какая темная ночь, – заметил епископ, останавливаясь за дверьми терема. – Жара, духота, гроза… В такую пору и здоровому тяжко, а Владимиру тем паче…

– Что думаешь, епископ? Не нравится мне князь.

– Полагаю, что это конец, – тяжело вздыхая, промолвил епископ. – Я, воевода, по глазам вижу, привык. Переживет ли ночь…

В непроглядной темноте они медленно пересекали двор. Время от времени вспыхивала молния, после которой все кругом казалось еще темней, совсем черным.

– Умирает и сам не верит, – продолжал епископ. – Впрочем, так всегда бывает. Срубишь у дуба корень, а лист все зеленеет… Ох,грехи,грехи!

– Что говорил князь? – поинтересовался Волчий Хвост.

– Твердит все свое, воевать с Ярославом собирается, ищет Святополка, молится на Бориса. Что только будет после его смерти, воевода?!

– Каждому овощу свое время, – Волчий Хвост засмеялся, -всякая живая тварь радеет о себе… Ты, епископ, как мнетса-жется, такожде о себе не забываешь…

– О чем глаголешь? – остановившись и схватив воеводу за плечо, спросил епископ.

– Видел у тебя в кармане княжью грамоту…

– Что ж, – резко бросил Анастас. – Имеем ныне подписанный князем церковный устав. Не о себе радею, о церкви… Что, может, скажешь, плохо сделал?

– Нет, – ответил Волчий Хвост, – сделал ты правильно… Давно пора. Государь повинен дать устав и церкви, и боярству, и всем людям, каждому свое, потому и служим… Только что сей устав, аще придет после Владимира недостойный князь?