Читаем Владимир полностью

Они напоминают святых на иконах: суровые лики, буйные гривы на голове, темная одежда, на которой блестят серебряные и золотые цепи, скрещенные на груди узловатые руки.

– Пойдем за тобой, княже. Вели ехать послам. Мы с тобой заодно.

Княгиня Юлия сидит в кресле на помосте рядом о Яро-полком. Она необычайно бледна, заметно утомлена, время от времени усмешка пробегает по ее тонким губам. Но она спокойна, глаза ее искрятся, играют.

В ближайшие дни гонцы выезжают в Новгород, а вниз по Днепру отправляются в путь послы – к печенегам и ромеям. Над землей Русской нависает туча, будет гроза, кровавый дождь.

<p>Глава четвертая</p>1

Весть о том, что творится в Киеве, быстро через Волок докатилась до Новгорода. О недобрых делах Ярополка услыхал и князь Владимир.

Он еще с детских лет хорошо знал Ярополка. Оба сына угорской княжны, Ярополк и Олег, с малых лет презирали брата, кичились тем, что сами они, мол, князья, а Владимир – робичич, сын ключницы.

Особенно много оскорблений наносил Владимиру Ярополк, порой слезы закипали на глазах у юноши, когда он слышал злые, насмешливые слова сына княжны. Сколько раз ему хотелось броситься на него с мечом!

Но Владимир никогда не выдавал своих чувств, становился только молчаливым, неразговорчивым, лишь блеск глаз временами говорил о том, как ему больно, трудно.

Понимал он и то, что ему тяжко, но, может быть, еще тяжелей отцу… Ведь все, все, что касалось сына, растравляло острую рану в сердце Святослава. Сын рабыни, а отец, кто же он? Не муж, не возлюбленный, отец даже не знал, жива ли Малуша?

Отец ведь так любил Малушу, мечтал о ней, искал! Владимир помнил каждое слово, сказанное о ней, и полюбил ее, мать свою, которую никогда в жизни не видел.

Держаться, только держаться, терпеть, ждать. Вот ведь отец держался, молчал, а снаряжая Владимира в Новгород, велел:

– Со братами своими, князями земель, ты должен быть единодушен. Если браты станут творить по покону отцов, будь заодно с ними…

Он говорил это, зная, что едет, быть может, на последнюю кровавую сечу, на смерть, понимая, как тяжко будет жить без него Владимиру, сыну Малуши.

И Владимир старался выполнить отцовский наказ. По пути в Новгород и уже там он вначале боялся этой северной земли, часто с великой болью вспоминал Киев: там была его родина, там жил его отец, где-то там находилась и его мать Малуша.

Юный Владимир после разговора с отцом очень часто думал о ней. Однажды ночью мать даже приснилась ему. Это было странно, ведь он ни разу в жизни не видел ее. Но она ему приснилась, когда ему было очень тяжко и когда он перед самым рассветом забылся сном, – мать тихо, чтобы никто не услыхал ее шагов, вошла во дворец, остановилась у его ложа, склонилась так низко, что он услыхал ее дыхание и стон, сорвавшийся с ее уст, положила руку, такую теплую и нежную, на его голову…

Проснувшись, Владимир сел на холодном ложе, смотрел в серое окно, думал, какая же она, его мать?

Позднее он уже меньше и не с такой болью думал о Киеве: велика земля Новгородская, на юге упирается в Полоцкую землю, на запад тянется до Еми и Чуди, на востоке до Мезени и Печоры, об ее северные берега бьется суровый Ледовый океан, много языков и племен живет в ней, княжеские и боярские погосты стоят повсюду – на Води, Нево, Онеге, в племенах саамских, ненецких, коми; большую дань собирает с них князь и бояре, две тысячи гривен по ряду должен давать Новгород только киевскому князю.

И неспокойная эта земля за морем Варяжским: точат и ' точат мечи против Руси свионы, на Итиль-реке за Унжою сидят черные булгары, с севера, с Ледового океана, того и гляди, налетят германцы, варяги, а то и английцы.

И уже несколько раз объезжал на конях с дружиной князь Владимир землю Новгородскую, собирая дань на погостах и давая суд и правду людям. Полюбилась ему суровая, холодная земля, молчаливые, работящие, необычайно сильные люди ее, полюбил он и Новгород: ведь это они, лучшие мужи, бояре, воеводы новгородские, позвали его сюда, нарекли, хоть и был он сыном рабыни, своим князем, обещали вспоить и вскормить, и все исполнили – твердо сидел князь Владимир в Новгороде, его надежно подпирали бояре и воеводы, слушались и любили люди всех верхних земель, рядом с ним был человек, которому он доверял и который любил его, воевода Добрыня, его вуй.

И богат был новгородский князь Владимир, сокровищ имел, должно быть, не меньше, чем киевский князь; знамена Владимира стояли во многих лесах, на землях, над реками, до самого Белого моря.

Богатый Владимир и знатное его боярство и воеводство надежно берегли северные окраины Руси. Правда, не раз и не два они роптали, сам Владимир был недоволен Яропол-ком, который старался побольше взять, поменьше дать.

Как– то в Новгороде побывал князь древлянский Олег. Несколько вечеров провели они вместе, говорили о Киеве, о брате Ярополке.

Ясно стало Владимиру, что и Олег недолюбливает Ярополка. Сидя в Древлянской земле, знает его черные замыслы, ждет случая объединиться с Владимиром.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза