Владимир

Кто– кто, а они уж точно знали, какими неисчислимыми богатствами владеют князья Руси и их люди. Богатства эти, должно быть, были не меньше, чем все сокровища Парижа, Лондона и еще многих городов, вместе взятых.

И викинги из Свионии пересекали Варяжское море. Туда ходил ярл Рюрик, его братья Синеус и Трувор, они водили с собой дружины, перед которыми содрогнулся бы любой на-Р°Д в Англии, Франции, Римской земле.

Но с Гардариком викинги Свионии ничего поделать не могли, Рюрик побывал в Гольмгарде, объявил себя ярлом этой земли, но непокорные новгородцы не приняли его в свой город, и он вынужден был сидеть год за годом у Ла-Доги.

Не посчастливилось и другим ярлам: желая хоть чем-ни-будь поживиться, ярл Синеус бежал до самого Белого озера в землю веси, ярл Трувор захватил Изборск, но вынужден был удирать и оттуда.

Викинги Свисший прибегали к хитростям: пользуясь тем, что Русь позволяла северным купцам ходить на лодиях из Варяжского в Русское море, а оттуда и в греки, они клали в свои лодии оружие, прикрывали его сверху мехами, добирались до далеких городов на Днепре, а там, устроив ночью штрангуг, пытались захватить эти города.

И вот князь Гольмгарда Владимир обращается к Олафу Скетконунгу за помощью, просит дать две тысячи воинов, чтобы отомстить за кровь брата, установить лад на своей земле.

– Послушай, Фулнер! – отворачивается наконец от окна и обращается к ярлу конунг. – Ты с двумя тысячами наших воинов идешь в Гардарик. Но помогать новгородскому князю убить своего брата и утвердиться в Киеве – этого мало для свена. В походе смотри, ярл! Пускай Владимир убивает Ярополка, а Ярополк – Владимира, ты береги кровь своих воинов. Между Новгородом и Киевом лежит Полоцкая земля, князем там сидит Регволд, – это свен, князь нашего рода. Следи, если Регволд объединится с Ярополком и они станут одолевать Владимира, помоги им; если не удастся в Полоцке, может посчастливиться в Киеве.

Фулнер слушает, и усмешка играет на его отталкивающем лице. Нет, не напрасно старого ярла прозвали жестоким!

5

Князь Владимир благополучно возвратился из Свионии, вместе с ним приехали и две тысячи воинов Олафа Скетко-нунга.

В Новгороде недолюбливали свионов, и поэтому князь Владимир не впустил их в город. Лодии ярла Фулнера стояли там, где Волхов вливается в Ильмень-озеро.

Но что могли сделать эти две тысячи воинов? В Новгороде уже собралось видимо-невидимо людей из северных земель; на Волхове покачивались лодии со всех пятин Новгородской земли, они волоком добрались сюда через озеро Не-во из Карелии, через озеро Онего и по реке Свири от погостов с берегов Студеного моря, с Белоозера, Мезени и даже Печоры.

Всех их должен был снарядить в путь Великий Новгород. Клети на торжище и на княжьем дворе над Волховом были открыты, каждый конец и улица давали на рать все, что велел князь. С кузнецкой улицы везли день и ночь разную кузнь, с Плотницкой – катки для волоков, с Щитной – щиты и мечи, с Кожевницкой – сбрую, седла, с Гончарского конца – корчаги, гарнцы, разную утварь.

Да и сами новгородцы шли на брань, люди прибывали и прибывали со всех концов – Нарвского, Словенского, Заго-родского, отцы прощались с сыновьями, жены плакали на груди у своих мужей, девушки проливали слезы о своих милых.

Но князь Владимир не давал приказа поднимать паруса. Вернувшись из Свионии, он отправил своих послов во главе с воеводой Михалом в Полоцк, к князю Регволду.

Все бояре и воеводы слыхали, как князь сказал:

– Ты, воевода Михало, едешь к полоцкому князю Регволду. Скажи, что я не хочу напрасно проливать кровь, предлагаю ему мир и любовь, прошу вместе со мной идти на Киев, утверждать Русь.

– Князь Регволд вельми лжив и хитер, – отвечал на это Михало. – Как можем мы верить его слову?

– Ладно, – повел речь дальше Владимир, – коли так, скажи ему, что я хочу в знак нашего мира взять в жены дочь его Рогнедь…

– Хорошо рассудил, князь! – зашумели воеводы и бояре.

– Так и говори! И мы волим, чтобы у нашего князя была достойная жена.

Позднее князь Владимир часто думал о том, почему он дал такой наказ своим послам. Он слыхал раньше о княжне Рогнеди, которую все называли красавицей, никогда ее не видел. Любовь? Нет, он не мог полюбить Рогнедь, сидя в Новгороде. Дерзость?

Нет, Владимир и в мыслях этого не имел. Сын рабыни хотел почувствовать себя человеком, князем, да еще хотел добра родной земле.

Много времени прошло с тех пор, как Михало с другими послами отправился на лодиях в озеро Ильмень, чтобы там волоком добраться до Двины, а оттуда в город Полоцк, – а все не было ни их самих, ни вестей. Над Ильменем и на высокой Перинь-горе день и ночь стояли дозорные, воины смотрели на юг – не маячат ли в тумане ветрила и мачты; но издалека только катились волны, над ними кружились птицы чайки и плыли белые, похожие на паруса, облака, – лодии новгородских все не было и не было.