Владимир

С трепетом смотрел Владимир на город, который покинул много лет назад, и не узнавал его. На Оболони, где когда-то хижины были разбросаны по лугу на расстоянии поприща друг от друга, вся земля была вспахана и раскопана, усеяна домами, хибарками, землянками. На Подоле вокруг торжища и вдоль берега Почайны выросло много новых те-ремов с клетями и подклетьями, погребами и сараями, эти терема и дворища, отгороженные высокими тынами, тянулись до самых гор, образуя улицы.

Изменилось и в предградье. Владимир помнил, что раньше тут прямо в землянках жили кузнецы, гончары, скудельники и кожемяки, неподалеку от ворот Горы стоял только один каменный терем княгини Ольги и несколько деревянных – боярских. Теперь новые, добротные терема, каменные и деревянные, окружали всю Гору, они, казалось, наступали на землянки кузнецов, ремесленников, давили их.

Повсюду, где проезжали воины Владимира, их радостно приветствовали киевляне. В одном конце Подола новгородские воеводы встречались с земляками – купцами из Новгорода, в другом перепуганные хазары угощали воинов медом и олом, в третьем свион обнимал свиона. Посреди торжища пылал высокий костер перед деревянным Волосом, стоявшим уже без серебряных усов – их ночью, словно тати, вы4 рубили из дерева воины Ярополка.

А вокруг повсюду, на крутых склонах над Глубочицей, вливавшейся в Почайну, над быстрой Ситомлей, струившейся из Щекавицкого леса, на концах Гончарском, Коже-мяцком, толпились люди, раздавались оживленные голоса, крики.

На Подоле князя Владимира встретили и те люди, которые ночью ударили в спину полкам Ярополка.

Они ждали его неподалеку от торжища, на широкой, обсаженной липами площади. Их было несколько сот, одни верхом, с мечами и щитами, другие пешие, с копьями, а то и просто с долбнями в руках.

Владимира поразил один из них: старый, уже седой человек, слепой на левый глаз, сидевший на коне впереди всего земского войска.

– Челом тебе бьем, княже Владимир! – произнес он.

– Слава князю Владимиру! – закричали все.

– Кто ты еси? – спросил старика Владимир.

– Я воевода Рубач, – отвечал тот.

– Ты служил у Ярополка?

– Нет, княже Владимир! Я ходил с отцом твоим Святославом на ромеев и привез его меч и щит в Киев… Но я отдал оружие не в те руки, князь Ярополк повернул его против людей русских…

– А мне и русским людям ты будешь служить?

– Уже послужил и служить буду, сколько сил станет, княже! – отвечал воевода Рубач, и из его единственного глаза выкатилась слеза.

Внимание князя Владимира привлек еще один воин, лицо которого пересекал глубокий шрам; он стоял позади воеводы Рубача.

– А ты кто еси? – спросил князь Владимир.

– Тур, – кратко ответил тот.

– Но кто ты – ремесленник, смерд, робичич?

– Гридень…

– Значит, ты служил у князя Ярополка?

– Нет! Я гридень князя Святослава, Ярополк отнял у меня меч и щит.

– Спасибо тебе, Тур, что верно служил отцу моему и мне помог… хочу пожаловать тебя.

Тур пожал плечами:

– Меня пожаловать? О нет, княже Владимир, не надо по* жалованья… На что оно мне? Да и за что жаловать? Не я один, многие люди помогали тебе.

– Чудной ты человек, Тур! Разве от пожалованья отказываются? Скажи тогда, чего бы ты хотел?

– Верни мне меч и щит, что отобрал у меня Ярополк.

– Дайте гридню Туру меч и щит! – приказал князь.

6

Среди людей, встречавших князя Владимира в предгра* дье, стояла немолодая уже женщина с привлекательным, хотя немного суровым лицом, слегка выцветшими, но еще теплыми карими глазами и тонкими бровями, в темном платне и таком же платке на голове. Сжав губы, она смотрела вперед на Боричев взвоз, по которому двигалось войско князя Владимира.

В огромной толпе никто не знал этой женщины, никто не мог знать ее и среди дружины князя Владимира, а тем более он сам, но беспокойные глаза женщины, тревожное выражение лица, весь ее вид говорили о том, что она очень взволнована, словно боится чего-то.

И женщина эта действительно тревожилась, боялась, чтобы ее кто-нибудь не узнал, ибо когда-то была она ключницей княгини Ольги, тайной любовью покойного князя Святослава, матерью князя Владимира, который ныне с победой вступал в город Киев.

Малуша не видела своего сына много лет, да, впрочем, много ли довелось ей любоваться им и раньше?! Несколько счастливых месяцев в Будутине, где она родила и выкормила его, да еще одно краткое мгновение, когда она не выдержала, босиком пришла из Роси в Киев, чтобы издали попрощаться с сыном, хотя бы взглянуть на него.

Если бы знал кто в Киеве, сколько раз и с какими горючими слезами молилась Малуша за сына своего Владимира-князя, сколько раз выходила на кручу над Днепром, откуда когда-то провожала своего сына, до боли в глазах вглядывалась в туманную даль – не покажутся ли там лодии князя Владимира.

И лодии поплыли по Днепру, только не Владимировы а Ярополковы, княжьи биричи кричали над спуском у Почайны, что Ярополк повел брань с Владимиром, чтс киевские воины разбили новгородцев и чуть не убили самого Владимира под Любечем. Позднее они стали кричать, что князь Владимир идет на Киев, где ждет егс смерть.