Владимир

– А что в Киеве? – слышится сдавленный хриплый голос.

– Все как было.

– Стоят наши терема, дворы, клети?

– Все по-прежнему.

– Любо в городе Киеве! Гора – терема, дворы, клети, семьи…

Через отдушину струится свет месяца, он освещает лицо воеводы Воротислава, его большие, темные глаза, острый нос с горбинкой, длинные усы над тонкими, сжатыми губами.

– А насчет веры ты говорил, Блюд?

– Говорил… Смеется князь: у меня, говорит, за стеной города стоят боги всех земель, аще кто захочет, может поставить идолище Христа…

– Христос не идолище, – раздается в углу, – его не поставишь, он в сердце, без него ныне не проживет ни князь, ни смерд.

Воротислав смотрит, кто это сказал.

– И Владимир придет к тому, мы ему поможем. Так говорю?

– Так, боярин, поможем.

И тогда Блюд, притаившийся в уголке, спрашивает:

– Все так, бояре, и в Киеве я все сделаю. Но как быть с князем Ярополком?

В подземелье наступает такая тишина, что слышно, как звонко падают капли с каменных глыб в родничок… Подземелье, но даже в подземелье боярство Горы живет, думает, заботится только о себе.

– Мы уже сказали. Блюд… Будешь в Киеве, скажи князю Владимиру: мы лишь следом идем за князем Ярополком, ныне мы не его слуги.

Блюда не удовлетворяет такой ответ.

– Сами что делать будем, бояре?

– Ярополка мы уже знаем, обещал печенегов – нет их, сулил ромеев – обманул, знает себя, жену Юлию, а о нас забывает… И с Владимиром будет говорить только о себе. Что ему мы, бояре, воеводы… Вспоили, вскормили его себе на пагубу. Ныне, слышишь, Блюд, не верим ему. Приблизится к князю Владимиру, войдет в силу, много вреда нанесет нам, не поблагодарит за то, что спасли, а мстить станет.

~ Чем двум князьям служить, лучше убить одного… -раздается в подземелье голос.

На рассвете поднялись на стены Родни глашатаи с рогами, затрубили в них так, что эхо понеслось над Днепром и Росью. Потом упал мост, распахнулись ворота крепости, вышла из них старшая дружина, вынесла знамена, опустила их долу – город Родня, где сидел со своей дружиной князь Ярополк,сдался.

Вышла старшая дружина и из стана Владимира, подняла с земли и поставила в один ряд со знаменами всех земель знамена Ярополка.

Бледный, с утомленным лицом, с глазами, перебегающими от старшин Владимира к воинам, без меча вышел из ворот И Ярополк. Скорбная усмешка лежала на его тонких губах.

Во дворе Родни в это время уже шумели бояре. Счастливцы, сумевшие уберечь своих лошадей, запрягали их в возы, безлошадные напрашивались к своим соседям – всем хотелось поскорее очутиться в Киеве.

– Сюда во двор спустилась и княгиня Юлия. Она не торопилась, для нее были приготовлены кони и дружина. Юлия надеялась, что попадет в Киев раньше бояр, а сейчас ей хотелось попрощаться с Ярополком и дружиной.

А из Родни все шли и шли черные от пыли, бородатые, изможденные воины; они с отвращением бросали на сухую землю у ворот свои копья, мечи, стрелы, благодарили богов, спасших им жизнь. Некоторые из них поворачивали в сторону войска Владимира, ибо там находились их отцы и братья, другие же кучками с нескрываемой радостью убегали прочь, к Днепру, к Роси, улетали, как птицы, которые осенью покидают опустошенную, холодную землю. От мрачных черных стен Родни они шли туда, где были вода, хлеб, родичи.

4

Два дня мчались на конях от Родни до Киева Ярополк и воевода Блюд.

Князь Владимир не напрасно велел дать им дружину – несколько десятков вооруженных воинов, ехавших впереди князя и сзади. И в городе Иване, и в Триполье, и везде, где проезжал Ярополк, на него недоброжелательно поглядывали поляне, воины, стоявшие в городах и селах, даже простые смерды. Не будь дружины, все могло случиться с князем на этом пути.

В первый день они скакали до захода солнца, переночевали в Ивангороде, встав очень рано, ехали весь день, но и после захода солнца больше не останавливались. Дружина, да и сам князь Ярополк хотели как можно скорее добраться до Киева. Всю ночь ехали они берегом вдоль Днепра.

Уже начинало светать, когда, миновав на усталых конях Боричев взвоз, князь с дружиной остановились у стен Горы. Сменилась последняя ночная стража, заскрипели ворота, опустился и лег через ров мост. Воевода, который вышел из черной пасти ворот на мост, долго рассматривал прибывших, взял с собой старшину княжеской дружины и воеводу Блюда, ушел вместе с ними на Гору.

Прошло немало времени, а они все не возвращались. Светало, но утро было серое, пасмурное, с неба моросило, из-за Днепра дул холодный ветер. Голоса и звуки, зарождавшиеся где-то в тумане, казались непонятными и какими-то угрожающими.

Князь Ярополк чувствовал себя нехорошо. Он слез с коня, встал у стены возле ворот, где меньше капало, спрятал окоченевшие руки под корзном и то зажмуривал, то открывал отяжелевшие веки.

Что испытывал князь Ярополк в эти минуты? Неподалеку от него стояли бородатые, вконец утомленные, сердитые дружинники князя Владимира, они говорили о своих семьях, которых им никак не удается повидать, два дружинника ссорились из-за какой-то черной собаки.