Владимир

Князь Владимир знал, что Рогнеда выедет из Полоцка, как только вскроется Двина, а потому еще в конце апреля двинулся вверх по Днепру в Вышгород – ему хотелось встретить ее после долгой разлуки не на Горе, а в ином, безлюдном, тихом уголке.

Княжий двор в Вышгороде был для этого очень удобен. Здесь, на высоких холмах, круто обрывавшихся над Днепром, с давних времен стояла построенная на каменном основании деревянная крепость, обнесенная стеной, рвом и валами. Прекрасен был Днепр, протекавший под самыми кручами; повсюду на горах и вдоль берегов чернели густые леса; вдали переливались голубые воды Десны; далеко на юге виднелся Киев.

Владимир выехал из Киева не один. Полоцкую княжну надо было встретить достойно, воздать ей честь как жене. Он берет с собой в Вышгород многих мужей лучших и нарочитых, воевод и бояр, их жен. Еще раньше туда выехали тиуны и дворяне, которым надлежало всех поить и кормить. Вышгородская крепость, десятки лет стоявшая в безмолвии над Днепром, охраняя северные украины Киева, ожила, по вечерам в ее окнах заблестели манящие огоньки.

Недолго пришлось князю Владимиру ждать княгиню. В первый день он отправился на ловы в перевесища, наутро переплыл Днепр и до захода солнца травил в поле сайгаков, а на третий день ранним утром в голубом мареве в верховье Днепра показалась лодия. Полноводный Днепр катил свои воды быстро, вскоре стали видны черные, украшенные резными птицами, морскими чудовищами и пучеглазыми водяными остроносые учаны. На одном из них развевалось знамя земли Полоцкой.

Как только учаны пристали к кручам, на них перекинули доски. На берегу стояли и ожидали княгиню одетые в наилучшие платна и шитые золотом и серебром корзна мужи, бояре и воеводы; их жены, обвешанные украшениями, с тяжелыми сверкающими серьгами в ушах, золотыми обручами на руках и ногах, перешептывались.

Княгиня Рогнеда стояла в учане с младенцем на руках, рядом с нею – воевода Путята, за ними – несколько женщин и темноглазая суровая свионка Амма – кормилица княгини. Рогнеда была одета очень просто: в белом платне и темно-синем опашне, с черной повязкой на голове; лицо ее было очень бледно – лицо матери, много ночей не спавшей у колыбели, уставшей в далеком пути.

– Волосы светлые! Шу-шу-шу! – шептались жены.

– Глаза голубые! Шу-шу-шу!

– Молчите! Замолчите же! Вон она идет! – сердились бояре.

Держа ребенка на руках, княгиня Рогнеда сошла по шаткой доске на берег. Князь Владимир шагнул вперед, поцеловал жену,взял у нее ребенка.

К Рогнеде тут же бросились жены, окружили ее, обнимали и целовали, одна из жен, по старинному обычаю, посыпала путь княгини зерном.

– О, какой красивый княжич! – поднимаясь на цыпочки, разглядывали младенца жены.

– Светлый!

– На отца похож!

– Жены! Боярыни! Тише, тише! – сдерживали их мужи. Рогнеда улыбнулась Владимиру.

– То Ярл… Так мы называли его в Полоцке… – промолвила она.

Владимир не желал обидеть жену, которая решила назвать сына пр-свионски, Ярлом, и ответил:

– Пусть будет и по-твоему и по-моему… Ярл – от тебя, слава – от меня. Назовем наше дитя Ярославом.

– Ярослав! Ярослав! – зашумели мужи и жены. – Челом княгине Рогнеде, кланяемся такожде и княжичу Ярославу.

Княгиня Рогнеда была рада, что ее так тепло и радушно встретили. Она, разумеется, согласилась назвать сына Ярославом: это имя напоминает ей и далекую родину, и славу киевского стола.

А дитя спало. Мог ли тогда кто-либо подумать, что пройдет семьдесят пять лет – и дряхлый, немощный Ярослав убежит сюда, в Вышгород, и умрет здесь, в мрачной темной крепости, где так радостно начиналась ныне его жизнь? [8]

Загомонил, зашумел Вышгород, начался пир. Много зверей и птиц завезли сюда тиуны, три ночи не спали, готовя яства, дворяне; немало медов, вина и ола было выпито во славу Владимира, в честь Рогнеды, за здоровье сына их Ярослава.

Только вечером остались они вдвоем в палате, окнами выходившей на Днепр.

– Неужели я тут? – говорила Рогнеда, глядя на Владимира. – Сколько времени прошло, как долго я ждала весточки от тебя, а как только она пришла, ласточкой полетела…

– Знаю, что тебе пришлось трудно, Рогнеда! Но путь мой в Киев был залит кровью, и тут много крови пролилось, долго длилась осада Родни, немало мук испытал я сам…

– Не говори, не говори о своих муках, Владимир, – перебила его Рогнеда. – Ведь все это уже миновало. – Помолчав, она добавила: – Я рада, что ты встретил меня не в Киеве, а здесь, в Вышгороде. Я боюсь Киева.

– Боишься Киева? – Князь Владимир улыбнулся. – Послушай, Рогнеда, я не узнаю тебя. В Полоцке я знавал тебя смелой.