– Да, я была смелой, – задумалась она, – потому что родилась и жила в Полоцке, в лесах, в семье отца-воина, сама боролась за жизнь и не боялась даже смерти. – Она на мгновение запнулась и заговорила опять: – Так было до тех пор, пока я не встретила тебя, да и тогда, после встречи, не боялась… Ты оказался справедливым, добрым, самым лучшим. А теперь у нас есть сын, Ярослав. Ведь я люблю тебя, как сына, а сына своего, как тебя… Не смейся, не смейся, Владимир! Как я рвалась сюда, как хотела тебя увидеть… Боялась, не знала, как живешь ты в Киеве, позовешь ли меня. А теперь все думаю о том, что меня здесь ждет!
Обвив руками шею князя, Рогнеда стояла перед ним, заглядывала ему в глаза, в самую их глубину.
Он смотрел на нее таким же ласковым взглядом, но в этом взгляде было то, чего не было в глазах Рогнеды, – какая-то грусть, печаль.
– Чего же ты боялась? Ведь я сказал тебе еще в Полоцке, что позову тебя, там нарек своей женой, а теперь вот и позвал в Киев, рад, что вижу тебя…
– Княже мой, Владимир! – ответила на это Рогнеда. – Я тебя видела в Полоцке, знала – княжьего слова не нарушишь, верила – позовешь меня… Боялась я только за сердце твое, ибо люблю тебя всей душой.
Он понимал, о чем говорит Рогнеда. О, если бы она знала, что творилось в эту минуту в его душе! Он собирался, едучи в Вышгород, открыто сказать Рогнеде, что совершил в Киеве грех, который теперь искупает и, должно быть, еще долго будет искупать. Если бы он сделал это, сказал бы все Рогнеде, тогда истинная любовь, наверное, озарила их души.
Но она смотрела на него такими чистыми глазами, любовь ее была так безгрешна, что он не мог, не находил в себе сил замутить ее.
– Моя дорогая, родная, – ласково проговорил Владимир. -Ты меня видела и знала в Полоцке, ныне я такой же, как был; верь мне, я счастлив, что ты приехала, благодарю тебя за то, что родила мне сына.
– Погляди, – сказал он, – как прекрасен мир, как хорошо здесь!
И действительно, было чудесно. Буйствовала весна; под самой стеной Вышгорода зеленел, звенел молодой листвой лес; повсюду цвели травы; могучие воды Днепра катились на юг, слева голубела Десна; за нею расстилалось без края широкое поле – с курганами на небосклоне, с каменными богатырями на них – они, казалось, стояли на страже, охраняли землю. Вдалеке виднелся Киев.
– Разве не счастье, – говорил князь Владимир, – что мы с тобой вдвоем? Я тебе говорил, что много трудных дел уже содеял, а еще более предстоит совершить, но я верю, знаю -свершу их, ибо так велит Русь… В этой жизни, во всех моих трудах ты поможешь мне, Рогнеда, и я никогда, слышишь, никогда не забуду тебя…
Князь Владимир говорил так уверенно, потому что думал, что грозовая туча, нависшая над ними, прошла и развеялась, верил, что они будут счастливы. Людям, в том числе и князьям, часто кажется, что для счастья нужно так мало…
В Полоцке, в суровой крепости, рано потеряв мать, Рог-неда с юных лет стала хозяйкой двора. Ей подчинялись и выполняли все ее приказания дворяне, она хранила ключи от клетей, медуш, от всего добра. Так и должно было быть: отец и братья Рогнеды – воины, ей, по обычаю и праву, как единственной женщине в семье, надлежало вести хозяйство, поить и кормить их.
Разумеется, богатство киевских князей трудно было сравнивать с достатком Регволда в Полоцке. Князю Владимиру принадлежал большой терем на Горе, новый терем, построенный княгиней Ольгой в предградье; киевские князья владели Вышгородом, Белгородом, дворами у берегов Роси, Стугны, Лыбеди; множество земель, лесов, перевесищ, бобровых гонов, пчелиных ухожеев по обоим берегам Днепра и Десны принадлежали им.
Как и на Горе, повсюду там властвовал старый обычай. Княгиня Ольга, устрояя землю, устрояла и свои владения: на своих землях, в лесах и над реками она велела поставить знамена, посылала туда волостелинов, посадников, тиунов, которые ее именем назначали уроки и уставы, собирали и отвозили в Киев оброк.
Тут, на Горе, княгиня Ольга сама принимала дань из земель, оброки от собственных дворов, под ее недремлющим оком в засеки засыпалось зерно, в бретяницы складывались борты, в медуши – кади с воском и медом, в клети – меха, горючий камень, рыбий зуб, бобровые благовония.
Лишь в старости, став немощной, княгиня доверила ключи от княжеского добра Ярине, потом Малуше, а после нее Пракседе. Как было при Ольге, так велось и теперь – в городах и весях сидели волостелины, посадники, тиуны или их сыновья, за княжьим теремом досматривала и хранила у себя ключи от всего добра на Горе Пракседа.
Прибыв в Киев, Рогнеда несколько дней принимала в тереме боярских и воеводских жен, которые приходили без устали поглядеть на северную княгиню; вместе с Владимиром объехала она Подол, предградье, побывала в Белгороде на Ирпене, заезжала на некоторые дворы.
Осмотрела она и терема на Горе и в предградье, клети, медуши, бретяницы – отныне княгиня Рогнеда становилась хозяйкой княжеского двора, должна была бережливо расходовать все по надобности.