Владимир Герлах. Изменник

Так и сделали, спали тут же около пулемета и уже вдвоем слушали настойчивый шепот Холодова: «У меня все готово! все отделение в среду собирается… Идемте! берите с собой вашу Шурочку! не слушайте ее страхов. Все, что было с вами в К. - пустяки! Вы там исполняли приказания, как нижний чин, если бы не исполнили, были бы убиты немцами. Но душой вы были с нами все время, и это одно нами учитывается. К тому же с большевиками там по ту сторону фронта давно кончено! Сталин — только вывеска! везде командуют беспартийные. Да вы сами только подумайте! церкви открыты, погоны нашиты, совсем как в старое время! Нет! не бойтесь! я не подведу!..» И уговорил обоих, мужа и жену, согласились, боясь последствий с историей с Рамом. В среду! Сегодня был понедельник! Через два дня! А во вторник вернулись солдаты из Дно, привезли не совсем рваное обмундирование, продовольствие без положенного количества водки, мало махорки и совсем без вина!

Кругом обдурили штабные немцы, ругались все и приехавшие и те, кто их с нетерпении ждал. Но, если ругали немцев, то было все-таки одно исключение, где мнения разошлись. Галанина одни ругали, другие защищали… «А где Власов? пусть он гад скажет! Что с ним немцы сделали?» — «Да он, товарищи, сам не знает! но как только узнает, сейчас же нам расскажет все без утайки! Где лейтенант Жуков? я ему тут письмецо от Галанина привез! Они, слышь, знакомые давно уже!»

В своем домике, на околице колхоза Болоты, Шура обедала со своим Степой, ели щи с мясом и картошку с взводного котла и запивали самогонкой от колхозного старосты «для храбрости!» Так как, хотя Рам пока и молчал, но его распухший нос и синяк под глазом не предвещали ничего хорошего! Удивились письму, усадили Кузьмина с собой обедать, Шура разорвала конверт, сначала не могла ничего понять, потом опрокинула тарелку со щами и кинулась на шею своему мужу. «Алексей Сергеевич тебе пишет! он здесь совсем близенько, в штабе батальона, переводчиком! Родной мой! не оставил нас сирот! не могу, не могу ничего дальше читать!» В самом деле не могла, плакала и слезы мешали ей видеть знакомые характерные строчки. Насилу успокоилась и передала письмо мужу, удивилась, что-тот перестал читать вслух, только конец сообщил: «Кланяюсь вашей супруге! тебе значица, Шурочка!»

Кузьмин воспользовался суматохой и выпил незаметно стакан самогонки, интересовался: «Значица, правда, вы его знаете? скажите скоренько, кто он? наш или нет? тут наши ребята мне чуть морду не набили, за то, что я его защищаю! очень уж он мне в душу залез, сволочь!» — «Наш, наш! на все двести процентов! теперь мы заживем! увидите! а этот Холодов! Ну и ну!» Так опять ничего путного не сказал Жуков и только когда радостный Кузьмин побежал в свое отделение рассказывать, что он узнал о переводчике от самого Жукова, взял свою жену на колени и шепотом сказал ей на ухо: «Шурочка, золото ты мое! правильно ты мне говорила! Что бы не верить Холодову! Дурит он нас всех! он шпигоном у немцев служит и побить нас всех хочет! Вот, что-товарищ Галанин пишет!..»

***