Владимир Корнилов; “Демобилизация”; Роман

«Сволочи! Гады сознательные!» — оралось внутри. А в мозгу метрономом выстукивало: «Задержать!.. Задержать!.. Задержать!..»

— Атанда! — крикнули в дворике монтажниц, когда Курчеву оставалось до него шагов тридцать.

— А-а-а! — заорал он, словно подбегал не к штакетнику, а к окопному заграждению. — А-а-а!.. — рука сама потянулась к кобуре — и вот уже с наганом в руке, сам не зная как (на тренировках в одних трусах и то бы не перескочил!) он перемахнул метровый штакетник. Но левая нога подвернулась. Выбросив правую руку с револьвером, он растянулся на усадьбе монтажниц. Шапка слетела, и голова нырнула в сугроб.

— Стой, — закричал он, смахивая шапкой снег с лица. От домика к дальнему забору бежали двое. — Назад! Стрелять буду! — заорал он и увидел еще троих. Все были без шинелей. Задыхаясь и прихрамывая, он побежал наперерез. Девушка Валя — он успел заметить — обошла штакетник и вошла в калитку. Ему было стыдно, что солдаты, несмотря на его истошный крик, убегают на ее глазах. Но не только в том было дело.

— Назад! — снова крикнул он осевшим голосом и тут же, наперед зная, чем это пахнет, вытянул руку, выстрелил в воздух. Эхо раскололось над чистеньким снежным военным поселком и наверняка докатилось до ушей особистов. Солдаты остановились. Теперь близорукими глазами Курчев разглядел всех пятерых. Самым рослым был сержант Хрусталев, черноволосый красивый парень. Троих солдат лейтенант знал лишь в лицо. Пятым был истопник.

— Смотри, Боря, чего сделали!.. — раздался Сонькин вопль, и она сама, растрепанная, в разорванном сарафане выкатилась из-за угла дома. — Смотри! — схватила Курчева за руку.

— Сейчас, — мягко оттолкнул маркировщицу.

— Давайте сюда, — махнул револьвером солдатам. «Только бы, — подумал, — не слишком быстро прибежали из штаба. Хотя они сразу могут и не сообразить, куда бежать.»

— Давай, давай, — крутил револьвером и, когда сержант приблизился, толкнул его дулом под ребро. — Пошли поглядим.

Ефрейтор Гордеев без шинели и шапки сидел на ступеньках крыльца, прикладывая комья снега к расквашенному лицу.
Валя растерянно глядела на ефрейтора, или не зная, как ему помочь, или боясь обидеть предложением помощи.

— Иди в дом, — кинул ей Курчев. — Кто бил? — Сержант и солдаты молчали. — Кто бил? — повторил жестко, понимая, что времени в обрез. — Сержант, отвечайте.

Сержант не ответил, но вид у него был не запуганный, а скорее брезгливый.

— Черенков, снимите пояс с сержанта. Красномордый дневальный неловко потоптался, но с места не сдвинулся.

— Ну?

— У него кожаный, товарищ лейтенант… — пробурчал Черенков, будто действительно жалел чужую вещь.

— Поменяйся с ним. Своим свяжешь.

— Еще чего… — сплюнул сержант.

— Руки… — выдохнул Курчев, поднимая револьвер и грозясь опустить его рукояткой вниз на темя сержанта.

Сержант снова сплюнул, но руки вытянул.

— Назад, — сказал Курчев. — Всем снять ремни. Затягивай, как следует, — бросил Черенкову.

У всех, кроме сержанта, ремни были брезентовые и легко скручивались.

— Отойди, — прикрикнул Курчев на Соньку, которая хотела помочь Черенкову.

— Так его тоже надо. Меня держал. Вон пройму порвал, — толкнула она локтем истопника.

— Шинель принеси. До казармы дойдете? — обернулся Курчев к сидевшему на ступеньках почтальону.

Тот неопределенно мотнул головой. Ему было обидно и стыдно, и кровь никак не удавалось остановить. Но больше, чем солдат и сержанта, он ненавидел сейчас ни в чем не повинного лейтенанта Курчева.
«Ну и вид у него. Словно брился в первый раз опасной, — подумал Борис. — Интересно, успел ли ее трахнуть?.. Нет, вряд ли… Бедняга… Но вы у меня, сволочи, попляшете.»

— Ну, как? Всех затянул? — спросил дневального.

— Всех, товарищ лейтенант.

«Всех, товарищ лейтенант… — мысленно передразнил Курчев. — Подлиза. Кого бы я с удовольствием изуродовал, так это тебя. И еще сержанта.»

— Ладно. Дистанция один метр. Направление — калитка. В затылок один другому шагом марш! Пойдете сзади, — кинул почтальону.