Владимир Корнилов; “Демобилизация”; Роман

Сонька уже вынесла ему шинель, ремень и шапку. Ефрейтор встал и осторожно поплелся за солдатами, словно не верил, что руки у них связаны.

— Валь, мне кранты, — тихо сказал Курчев. Он подошел к девушке и прижался к ней, не к щеке, а к платку. От неожиданности ласки она вздрогнула и тут же припала к лейтенанту.

— Ты все делал правильно.

— Все равно кранты. Пусть Сонька напишет, как было. Надиктует, а ты запиши. Меньше пены, только факты, как на самом деле было.

— Ей стыдно будет…

— А чего уж… Все и так узнают.

— Хорошо, — потерлась она платком о его шеку.

— Смелей, смелей! Чего, как бараны?.. — крикнул он, отрываясь от девушки. Солдаты сгрудились у калитки.

— Открыть им нечем, — засмеялся истопник, который теперь верил, что прибыл сюда с лейтенантом восстанавливать справедливость.

— Помоги, — разозлился Курчев и пошел со двора.

8

Зрелище было бесподобным. Четыре лба гуськом плелись к штабу на глазах офицеров, офицерских жен и вольняшек. Выстрел наделал переполоху, и на плацу народа было, как в праздник. Даже буфетчица офицерской столовки, шикарная Зинка, лично вылезла на крыльцо. Для полного комплекта не хватало Ращупкина. Впрочем, вместо него под штабным навесом стоял худощавый начштаба Сазонов.

«Наверно, уже бухой», — подумал Борис.

— Дуй на КПП, — кинул он дневальному, вдруг вспомнив, что Гришка в штатском и проходная пустует и, прибавив шагу и обогнав солдат, заспешил к штабному корпусу.

— Товарищ майор, за время моего дежурства… — торжественным и срывающимся голосом он начал вбивать в морщинистое перекошенное лицо начштаба сообщение о великолепном ЧП. Но майор, процедив:

— Отставить! — резко, с силой бывшего спортсмена схватил Курчева за плечо и втолкнул в помещение.

— Я…ё…твою… — рычал он в коридоре. — Ты что? Да я… — схватив за лацканы, он стал бешено трясти лейтенанта.

— А ну пустите, — разозлился Курчев и оттолкнул майора.

— Абрамкин! — закричал начштаба.

Дверка маленького, врезанного в большую, обитую железом дверь секретной части, окошечка распахнулась и выглянула вихрастая воробьиная головка.

— Примешь дежурство!

— Так я ведь еще того… не запитывался…

— Мать вашу, повторять надо. Снимай повязку, — повернулся начштаба к Курчеву.

Крохотный Абрамкин вылез из своего святилища. Борис подставил ему левый рукав.

— Оружие тоже, — крикнул начштаба.

— Почистишь, — с издевкой усмехнулся Борис. — После стрельбы смазывают.

— Очень надо. Я свой «ТТ» возьму, — обиделся секретчик.

— Возьмешь его. Арестованному оружие не положено, — бушевал начальник штаба.

— Заправься, — он помог секретчику продеть в кобуру ремень. — Впервые, небось, дармоед, идешь?

— Давай, дуй за инженером, как его…

— Забродиным, — подсказал секретчик, навешивая на железную дверь замок и прихлопывая на воск печати.

— В столовую дуй. Наверно, там. Пока семь суток получишь, — повернулся к Борису. — Ращупкин вернется, еще добавит.

Абрамкин в одной гимнастерке выскочил из штаба.

— Разрешите узнать, за что? — нагло сощурился Курчев.

— А-а-а, сучонок, еще спрашиваешь? Да я тебя в трибунале сгною. Ты у меня ванькой-взводным век ходить будешь, — снова затрясся майор.

— Виноват, я техник, — распалял его лейтенант, но ему уже стало не по себе. Угар поступка проходил и наступала тупая тоска ожидания неприятностей. За выстрел и связанных солдат спасибо не скажут. Начнутся беседы. Честь полка и все такое… Тебе, скажут — хорошо, ты на гражданку смотришь, а нам тут служить не переслужить. Теперь пойдет — выправление по струнке, явки на подъем и отбой и прочая трехомуть.