Владимир Корнилов; “Демобилизация”; Роман

Она повела его в соседнюю с ванной спальню, в которой лейтенант ни разу не был. Уходя или уезжая, Ольга Витальевна всегда запирала эту комнату.
«Золото у нее там или крест из алмазов?» — гадал когда-то Борис.
Спальня выходила во двор, но при двух больших окнах была необыкновенно светла. Мебели в ней было только две кровати, трюмо и два кресла по бокам низкого круглого столика.

— Садись, — толкнула его тетка, как первоклашку, в кресло, сама села во второе, но тут же поднялась и повернула ключ в замке.

«С чего это она? — подумал Борис. — Неужели гульдены хочет выдать, споловинив, понятно? Чёрт с ней. Половина больше нуля».

— Ты знаком с некоей Рысаковой? — вдруг спросила тетка.

— Нет, — не краснея ответил племянник, глядя в ее напудренное не старое лицо. — А кто такая? — тут же спросил, удивляясь своему спокойствию.

— Не притворяйся, пожалуйста. Ты ее видел у нас и даже провожал домой. Аспирантка Инга Рысакова.

— Ингу помню, а Рысакову нет. То есть не знал, что она Рысакова.

— Да. Рысакова, если не поменяла фамилии. Ее бывший супруг печатает Алешу у себя в журнале.

«Вот информация!» — подумал Борис и тут же согласился, что про Крапивникова слышал и даже однажды разговаривал с ним.

— А про нее что можешь сказать?

— Ничего. Красивая девушка.

— Девушка? Ничего себе девушка… Мужа отбивает.

— Василия Митрофановича?

— Не паясничай! Ты что, злить меня собрался? Лешку. Лешку у Марьяны из-под носа уводит.

— Скажите!

— Пойми меня, Боря. Я знаю, между нами большой любви нет. Но дядю Васю ты любишь и Алешка тебе почти брат. Пойми. Рушится семья. И ты знаешь, что это не простая семья. Ты знаешь то, чего никто не знает. Надька — и та не догадывается, а ты знаешь, — приглушила голос, хотя десятиклассницы не было дома.

— Пойми, Боря. Все это мне далось, — она сделала охватывающий жест рукой, намекая не только на квартиру, но и на семью, — ох, не просто. Ты маленький был. Ты нашей прежней жизни не видел. Ты не помнишь, какая я была и каким тогда был Вася. Васька… Что Васька?! Васька плотник был. Загульный плотник. Вроде… Ну, чего там…

«Это она про моего отца хотела сказать», — подумал лейтенант, но промолчал.

— Ты не знаешь, чего мне стоило поднять Васю. А Алешку? Ведь Алешка — двадцати восьми нет, а уже доцент. Жареный петух не клевал Алешку. И вот тебе, пожалуйста, — теперь пристает ко мне: кто мой отец, да что мой отец? Да расскажи про деда. Иконы, видите ли, ему нужны. Собирать задумал. А тут вчера перед отъездом (слава Богу, уломала — съездить с Марьянкой, может, помирятся), вчера перед самым отъездом вдруг такое сказал, что до утра капли пила:

— Я, мать, еще, может быть, верну себе настоящую фамилию. Понимаешь?

— Сильно забирает!

— Представляешь, каково отцу?! Ведь Вася Лешке отец. Ну, согласна, Сретенский звучит красивей. Но ведь я сама уже давно Сеничкина — и ничего. Заслуженная учительница. А Сретенских где теперь сыщешь?

— Да вы не расстраивайтесь. Это он так, для фасону.

— Думаешь?

— Факт. Что он, пойдет в отдел кадров или, еще хуже, — в райком и скажет: «Мол, так и так, обманывал вас и партию. Никакой я не сын в ранге министра, а отец мой посажен еще когда, и дед мой вообще поп, а мать — дочь расстрелянного попа?» Чёрта лысого так скажет. Может, теперь не посадят, но доцента отберут и еще из партии вытурят. Очень он им нужен без ранга министра…

— Ну, ты это положим… — заикнулась тетка. — Так, думаешь, не пойдет?

— Нет. Кишка тонка.

— Пожалуйста, без словечек. Тут тебе не казарма.

— Извините, как умею, — встал с кресла.

— Боря, держи себя. Я с тобой как с родным разговариваю. Нехорошо пользоваться чужой беспомощностью.

— Что вы, Ольга Витальевна? — снова сел в кресло. — Все это чепуха и волноваться нечего.

— А эта Инга Рысакова, она что — тоже славянофилка?

— Не знаю, — усмехнулся племянник. — По-моему, нет.

— По-моему, тоже. Ведь Теккерёй англичанин.

— Так точно. У вас хорошая информация.

— А ты думал? — не почувствовала насмешки тетка. — Но какова Марьянка?! Представь, я ожидала сцен, а она тихо уложила чемодан (даже твой чуть не взяла — он ей больше понравился) и ушла к подруге. Скажите пожалуйста! Никогда бы не поверила. Гордость и гордость! А где была ее гордость, когда Алеша знать ее не хотел, когда я уже сосватала его со Светланой Филипченко? Где была ее гордость в новогоднюю ночь, когда явилась на чужую правительственную дачу?