Владимир Корнилов; “Демобилизация”; Роман

8

Алексей Васильевич и Марьяна понимали, что из примирения ничего не выйдет. Но ни он, ни она не думали, что им с самого начала настолько не захочется притворяться и предпринимать самые ничтожные попытки для восстановления какого-то подобия семейных отношений.

Едва распаковав чемодан и выкурив из комнаты Марьянину сестру, второкурсницу, восемнадцатилетнюю избалованную девчонку, предпочитавшую тратить каждый день чуть ли не три часа на дорогу, лишь бы не жить в общежитии, они заперли дверь и сели играть в карты. Карты были маленькие, пасьянсные, а игра называлась «бёзик». Играли в нее двумя колодами, начиная от семерок.
«За два года так осточертеть!» — думал доцент, глядя в развернутые веером карточные фигуры. — Квинта, — сказал вслух.

— Какая квинта, когда у тебя взяток нет, — усмехнулась жена. — Нет уж, фигушки. Давай на деньги и всерьез. Хоть навар будет.

— Давай, — кивнул доцент, смешивая карты. Но игра все равно не ладилась.

«За два года… Нет, будем точными, за два года и восемь месяцев… — размышлял про себя, снося всяческую мелочь и придерживая бубновых валетов, которые в парах с пиковыми дамами назывались «бёзиком» и приносили сразу пятьсот очков. — Красивая баба. Губы вон какие и сама какая, а никак… Ну просто ничего… — думал доцент, косясь на узкую девичью тахту, на которой ему предстояло провести с женой минимум три ночи. — Хотя бы Бороздыка не подвел и прибыл в субботу. Все же не так тошно будет. Раскладушку тут поставим».

— Сорок, — усмехнулась Марьяна, открывая пикового короля с дамой. — Зря надеялся.

— А я и не надеялся.

— Тогда и начинать нечего.

— Я про карты, — покраснел Алексей Васильевич.

— А я про всё…

Кон был доигран и Марьяна записала за мужем два рубля с мелочью.
«Если бы у нее квартира была, — размышлял доцент, сдавая на вторую игру, — тогда все просто. Берешь чемодан и уходишь. Или она к себе возвращается. А так — слишком по-кулацки. Ей ведь приткнуться некуда. У Шустовой — это не жизнь. Та в нервотрепке. И вообще, сколько можно жить у подруги. А мать даже на эшафоте не разменяет квартиры. И, кажется, казенную менять нельзя. Конечно, это красиво — взять чемодан и уйти. Правда, если это твой чемодан, а не Борькин. Хорошо еще, — усмехнулся, — Проська заметила».

— Чему смеетесь, Алексей Васильевич? — спросила жена. — Пусть квартирные дела вас не заботят. Я у Борьки поживу.

— Его демобилизуют.

— Улита едет…