— Родить им, что ли, внука? — подумывала иногда Инга, глядя на милых, несколько жал-ких и страшно дорогих ей старичков. — Вот развяжусь с аспирантурой и подсуну им ребеночка вместо себя. Тогда хоть свободней стану.
— Сегодня девочка в отличном настроении, — улыбалась незамужняя тетка, когда Инга, умытая и причесанная, в юбке и вязаной кофте, вошла в родительскую комнату. Незамужней тетке было за восемьдесят, но она еще была бодра. — Что это у тебя за чтение было в третьем часу, а потом гимнастика? Ты закончила свою главу?
— Если бы… — вздохнула Инга, понимая, что нельзя обделять стариков крохами информа-ции. Она чувствовала, что слух у них постоянно напряжен, как у охотничьих собак.
— Нет, это чужой реферат. Но очень хороший. О месте последней личности…
— …в истории? — подхватил Антон Николаевич. — Что-нибудь плехановское?..
— Нет, совсем другое, — улыбнулась Инга. — Так. Взгляд и нечто… Один захолустный офицер.
— Не люблю военных, — фыркнула бабка.
— Нет, не скажите. Случаются любопытные экземпляры, — заступился отец за незнакомо-го ему Курчева.
— Этот любопытный, — кивнула Инга, прихлебывая кофе.
— Не расплескай кофе, — сказала бабка Вава. — Ты сегодня, я вижу, в отличном духе.
— Она всегда такая. Правда, девочка, — погладила дочь Татьяна Федоровна.
— Всегда и везде, маман. Все у меня прекрасно и удивительно. Лет до ста и так далее и обязательное равнение на маман. Сегодня кофе само совершенство! — кивнула отцу. — Чего они от меня хотят, папа?
— Уймитесь, женщины, — тотчас откликнулся отец. — Как, Ингуша, эта работа в пределах досягаемости?
— Да, пожалуйста. У меня на столике. Целых два экземпляра. Но это не по теме. К Ребекке Шарп отношения не имеет.
— Привет, — поднялась, потому что зазвонил телефон. — Скажите, что уже ушла.
— Люди утром звонят по делу, — проворчала тетка и сняла трубку. — Ингу Антоновну? Пожалуйста.
— Ну и Вава… — покачала Инга головой. — Да, — сказала в трубку. — Доброе утро, Алексей Васильевич. — Зная, что ее слышит вся семья, она держалась подчеркнуто безразлично. — Да. Уже выхожу. Да, в библиотеке. Как всегда до вечера. Пожалуйста.
— Я же сказала, что меня уже нет.
— Неприятный звонок? — насторожилась мать.
— Нет, просто занудный, — солгала Инга. — Один доброхот. Предлагает написать за меня основополагающую часть тошниловки.
— Девочка, это неприлично, — не удержалась тетка. — Каждый должен работать за себя. И потом, надо выбирать подходящие слова. В крайнем случае можно сказать — тошнотворность, хотя и это нехорошо. А эти суффиксы — овки, евки — никуда не годятся.
— Знаю, ужасна газировка вместо газированной воды, — с неохотой воротилась Инга к давнишнему семейному спору. — Но великий и могучий должен все-таки развиваться?!
— Но не в сторону улицы, — спокойно отпарировала тетка.
— Дискуссия по вопросам языкознания давно выдохлась. Гуд лак, — махнула Инга ладошкой и потерлась о плечо отца.
— К ужину ждать? — спросила неугомонная тетка.
— Ни в коем разе! Мне и так скоро расставлять юбки, — с притворным ужасом оттопырила Инга пальцы вокруг узких бедер.
— Надо строже выбирать меню в ресторанах, — не растерялась тетка.
— Мам, — по-детски слезливо протянула Инга. — Ну, что она ко мне?..
— Не трогайте ее, Вава. Она не обжоришка, — осторожно потрепала Татьяна Федоровна дочь, чтобы не смять прически. — Иди, девочка, — и шутливо, как в школьные времена, вытолкнула дочку из комнаты.
— Не надо к ней привязываться. Она ведь умница, — сказала негромко, не столько для Вавы, сколько для себя.
— Да, — кивнул Антон Николаевич. — Собственно, это и окрыляет.