— Не идет?.. — оторвался от блокнота Игорь Александрович. У него был очень красивый голос, который совсем не соответствовал худому очкастому лицу и тонким усикам.
— Н-н-н… — покачала головой Инга.
— Начните с другой точки. Попробуйте все писать совершенно наоборот. Скажем, Теккерей завидовал Диккенсу.
— Но оно так и было, — громче, чем это принято в библиотеке, сказала Инга. Бороздыка ее раздражал.
— Может быть, все-таки можно тише?! — буркнул откуда-то сбоку недовольный старушечий голос.
— Выйдем, — шепнула аспирантка.
— Но вы же не напишете о его комплексе неполноценности, — нагнал Игорь Александрович ее у дверей зала.
— Причем это? — пожала плечами, нервно распахивая дверь. — Я просто не могу писать. Понимаете, не умею. Я — бездарна. Ясно? — она чувствовала, что раздражена, и раздражалась еще больше.
— Не говорите глупости, — сказал Бороздыка.
— Это не глупости. Я — бездарь. Бездарь из интеллигентной семьи и потому потащилась в аспирантуру. Раньше шли в сельские учительницы, в народницы, а я безвольна, не могу без ватер-клозета и потому полезла в литературоведение.
— Чепуха. Вы не бездарны. У вас удивительный ум.
— Ладно. Дайте лучше сигарету, — они вышли на лестничную клетку. — Как это вы томились полтора часа без курева? — спросила с усмешкой. — Как курят? Научиться не могу, — закашлялась она.
— Вам не идет, — сказал Бороздыка. — Впрочем, я, возможно, неправ.
— Вы всегда правы. Только преувеличивать не надо. Я вовсе не идиотка, но до умницы мне далеко. Вчера, скажем, я встретила женщину куда умнее себя. Да и мужчину одного — тоже. Он, правда, глуп, но это, знаете, глупость поверхностная. А вообще очень не простой ум. Вы не прочтете его реферат?
— С удовольствием, — сказал Бороздыка потускневшим голосом. — Кто такой? Я уже слышал?
— Нет. Это военный. Технический лейтенант. Работа по поводу места последней личности в обществе. Общество довольно абстрактное и все вообще на живую нитку… но очень любопытно. Я обещала ему, что вы прочтете.
— Пожалуйста, — улыбнулся польщенный Игорь Александрович.