Владимир Набоков. Русские романы

В октябре 1937-го Набоковы переехали в Ментону, они сняли комнаты в пансионе. Город им понравился. Они загорали на пляже, гуляли. К ним приезжали друзья. Зимой 1937–1938 годов при ближайшем участии Ильи Фондаминского в Париже начали создавать Русский театр. Он открылся по адресу: улица Ришелье, 100. Для репертуара нужны были пьесы. И Набоков откликнулся на призыв к русским писателям и засел за пьесу. Он написал «Событие», а в начале 1938 года закончил «Дар» (роману «Дар» посвящены две последние главы книги). Зиму и весну 1938-го Набоковы прожили в Ментоне. Владимир старательно зарабатывал на хлеб составлением шахматных задач. Пьеса «Событие» хоть и имела успех, но денег не принесла. В апреле в США вышел на английском языке роман «Смех в темноте». Так Набоков перевел название своей «Камеры обскура». Получив гонорар за книгу, писатель был разочарован. Половина денег ушла на уплату налога с издания. Это был период, когда Набоков с семьей испытывал настоящую нужду. Он писал об этом знакомым, и его крик о помощи услышал Сергей Рахманинов, который высоко ценил его искусство. Рахманинов отправил писателю 2500 франков.

В поисках более дешевого жилья Набоковы оставили Ментону и переехали в Мулин, деревеньку в Приморских Альпах, а оттуда снова вернулись на побережье в русский пансион в Кап д’Антиб. Там Набоков написал еще одну пьесу – «Изобретение Вальса» – для Русского театра в Париже.

Осенью Набоковы наконец, вернулись в Париж. Они сняли однокомнатную маленькую квартирку на 8 рю де Сайгон, поблизости от Булонского леса. Когда приходили гости, их принимали на кухне, чтобы не мешать спать Дмитрию. В этой тесной, неудобной квартирке Набоков работал в ванной комнате и написал там два рассказа, «Посещение музея» и «Лик».

В декабре 1938 года он приступил к своему первому роману на английском языке – «Подлинная жизнь Себастьяна Найта». Думал ли Набоков тогда, что станет англоязычным писателем? Так или иначе, несомненно, он решил попытаться, как пишет Бойд, «прорваться в англоязычный мир»[137]. В реальности проекта убеждали его собственные переводы своих романов на английский, которые художественно превосходили работы профессиональных переводчиков. Но мысль о расставании с русским языком тогда не допускалась Набоковым. Едва закончив английский роман, он стал думать о продолжении «Дара».

Это было время лихорадочных поисков выхода. Набоков не оставляет надежды устроиться в Англии, едет в Лондон в апреле, а затем еще раз в мае в Манчестер по приглашению профессора Винавера. Но судьба упрямствовала.

Второго мая в Праге умерла Елена Ивановна. Она умерла в больнице, в общей палате, потому что на лучшие условия средств не было. Первый биограф писателя Э. Фильд рассказывает, как Набоков вышел к своим друзьям Георгию Гессену и Михаилу Каминке и сказал спокойным, ровным голосом: «Сегодня утром у меня умерла мать»[138]. Некоторые знавшие Набокова принимали его умение владеть собой за душевную холодность и даже черствость. Но достаточно прочитать страницы его автобиографии, посвященные матери, чтобы понять, как глубоки были его любовь и привязанность к ней.

Четырнадцатого июня умер Владислав Ходасевич. Набоков откликнулся «Некрологом», опубликованным в «Современных записках», книге LXIX. «Крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о ней»[139], – писал Набоков. И далее: «В России и талант не спасает; в изгнании спасает только талант. Как бы ни были тяжелы последние годы Ходасевича, как бы его ни томила наша бездарная эмигрантская судьба, как бы старинное, добротное человеческое равнодушие ни содействовало его человеческому угасанию, Ходасевич для России спасен…»[140] Набоков всегда высоко ценил талант Ходасевича-поэта. А Ходасевич, как никакой другой критик среди эмигрантских рецензентов, сумел проникнуть в суть творчества Сирина и оценить его художественное слово. Их знакомство состоялось 23 октября 1932 года, когда Набоков впервые приехал на квартиру Ходасевича на окраине Парижа. В автобиографии «Другие берега» и «Память, говори» Набоков дал портрет поэта. В романе «Дар» Ходасевич выведен в образе поэта Кончеева, с которым Годунов-Чердынцев дважды ведет мысленный диалог. Восхищение мастерством Ходасевича Набоков пронес через всю жизнь.

Случались в жизни Набоковых в этот тяжелый период европейских сумерек и приятные сюрпризы. Так, неожиданно в начале лета 1939-го рассказ «Картофельный эльф» приняли в журнал «Esquire» – и появились деньги. Их было немного, но хватало, чтобы летом поехать к морю, и Набоковы, верные своей неизменной непрактичности, отправились отдыхать.