Владимир Набоков. Русские романы

Но тогда на вечере в «Социальном музее» к окруженному слушателями автору подошла Вера Кокошкина и пригласила на обед его, Фондаминского и Зензинова. Не принять предложение было невозможно. Вера и Владимир Кокошкины были люди одного с Набоковым петербургского круга. Брат Владимира, второго мужа Веры, Федор Федорович Кокошкин, был одним из руководителей конституционно-демократической партии (Партии народной свободы), как и отец Набокова. Он был убит вместе с А. И. Шингаревым 11 декабря 1917 года большевиками прямо в больнице. Владимир помнил это страшное событие и в годовщину гибели Кокошкина и Шинкарева еще в Крыму в 1918-м посвятил им стихотворение. Теперь Вера Кокошкина держала недорогой ресторан в Пасси. Ее дочь от первого брака, Ирина Гуаданини, писала стихи и была пламенной поклонницей творчества Сирина. Их знакомство состоялось еще на вечере 24 января и неожиданно для Владимира довольно быстро переросло в нечто большее. Ирина была стройная миловидная 32-летняя женщина с правильными чертами лица и несколько меланхолическим выражением. Она вышла замуж за полковника П. В. Малахова, человека немолодого, служившего в Бельгийском Конго, но ехать за мужем в Экваториальную Африку отказалась, осталась в Париже и с Малаховым развелась. Она была хорошо образована, сама писала стихи, была наблюдательна, иронична и без ума от Набокова. Их стали замечать вместе в городе, и, конечно, поползли слухи, а кто-то из «доброжелателей» сообщил Вере в Берлин.

А Набоков не на шутку увлекся. И чем сильнее действовало на него очарование Ирины, тем острее и мучительнее он страдал из-за сложившейся ситуации. За спиной были счастливые годы брака с Верой, ее бесконечная преданность и его глубокие чувства к ней, маленький сын и опасное положение Веры с ребенком в Берлине. У Владимира начался псориаз, депрессия, он был готов наложить на себя руки. Он писал жене ежедневно, умоляя ее поскорей приехать, и сам цепенел от мысли, что вынужден будет с Ириной расстаться. Вера предлагала поехать в Прагу. Владимир переубеждал ее, что незачем забираться в далекую Прагу, где он будет отрезан от издателей.

Набоков дорабатывал свое французское эссе о Пушкине, когда ему позвонил Габриэль Марсель с предложением заменить заболевшую венгерскую писательницу Йолан Фолдес на вечере, который должен состояться через несколько часов. Владимир согласился. Когда он поднялся на сцену, представители венгерской колонии, поняв, в чем дело, потянулись к выходу. В зале остались только те, кого успел пригласить Набоков, и – Джеймс Джойс.

Набоков сделал попытку устроиться в Англии. В конце февраля он отправился в Лондон, выступил на литературном вечере Общества северян, встретился с Глебом Струве, который преподавал в Институте восточных и славянских языков, но ни в академической среде, ни в кинематографической (были надежды, что Ф. Кортнеру, артисту и режиссеру, бежавшему из нацистской Германии из-за своего еврейского происхождения, удастся поставить «Камеру обскура») шансов на работу не было.

В конце апреля Вера с сыном поехала в Прагу. И Набоков, с большим трудом получивший новый нансеновский паспорт (прежний истек) и чешскую визу, в конце мая отправился к ним. Разорвать с Ириной Владимир пока не мог. Ирина писала ему в Прагу до востребования на имя баронессы фон Корф. В Чехии Набоковы отправились в Франценсбад, где Вера принимала ванны от ревматизма. Но Владимир очень скоро вернулся в Прагу к матери и провел у нее пять дней. Он выступил на литературном вечере, который организовала его мать. Они проговорили все пять суток, которые судьба дала им перед последней разлукой. 23 июня Владимир простился с матерью и отправился в Мариенбад к Вере. Больше матери он не увидел.

В Мариенбаде Набоков написал «Облако, озеро, башня», самый таинственный и самый пронзительный свой рассказ. Герой его, русский эмигрант, «скромный, кроткий холостяк и прекрасный работник»[129], которого автор называет «одним из моих представителей»[130], на благотворительном балу выигрывает увеселительную поездку. Первым желанием его было отказаться, но так как сделать это оказалось чрезвычайно сложно, он сдается и собирается в дорогу. На вокзале он узнает, что едет не один, а в группе «из четырех женщин и стольких же мужчин»[131], таких же счастливчиков, как и он. Набоков остроумно и одновременно пугающе описывает тиранию коллектива. Героя заставляют петь хором песни, играть в идиотские игры, делить общую трапезу, при этом «его любимый огурец из русской лавки»[132] под общий смех выбрасывают в окно. После изнурительного путешествия на поезде, ночевки на соломенных тюфяках и пешего марша они наконец оказываются перед озером: «…и открылось ему (герою рассказа. – Н.Б.) то самое счастье, о котором он как-то вполгрезы подумал.