Владимир Ост. Роман

Хлобыстин лишь промычал в ответ.

Алена принялась тормошить его, и была в этом весьма настойчива.

В конце концов она добилась того, что Григорий очнулся.

– У нас выпить есть? – сказал он и огляделся.

– Нет, – твердо сказала Алена.

– Тогда выключи это долбилово, – Хлобыстин взял со стола, что ближе лежало, – пластиковую бутылку из-под «Колы» – и швырнул ею в магнитофон.

– Ты, че, дурак? – сказал Коля и выключил магнитофон. – Это мой аппарат. Сейчас унесу его домой, и хрен вам будет музыки.

– Ну и забирай его в жопу, – сказал Григорий. – И вообще, раз выпить больше нету, пошли все по домам.

– Да? А кто ты такой, чтоб командовать? – вступил в дискуссию мультипликатор с восторженным лицом. – Студии больше нет, церковь передана церкви, и ты тут больше не сторож.

– Это только с завтрашнего дня, понял? – Хлобыстин был сильно расстроен известием об отсутствии спиртного и становился все злее. – А до этого я отвечаю за сохранность, – он помахал рукой туда-сюда, – вот этого всего. В случае чего с меня будет спрос, а не с вас. Так что – все, валите. Или – стоп. Может, у кого деньги есть? Коль, за бухлом не сгоняешь? А я тебе потом бабки отдам.

– У меня денег нет, – забеспокоился Коля и, взяв магнитофон под мышку, направился к вешалке с верхней одеждой у выхода. – Ален, пошли отсюда.

Григорий перевел вопрошающий взгляд на восторженного.

– Я тоже – по нулям, – сказал тот, хлопнув себя по брючным карманам, и тоже зашагал к двери. – Ален, пошли отсюда.

Алена нагнулась к уху Хлобыстина и прошептала:

– Я скоро вернусь.

И присоединилась к мультипликаторам.

– Пошли отсюда.

Через минуту хлопнула наружная дверь.

Григорий скрестил руки на груди и снова заснул.

Наводничий и Осташов вышли из метро и пошли к студии.

Впрочем, по пути они задержались.

– Я сейчас, – сказал Василий и отошел к цветочному киоску.

Он выбрал букет тюльпанов.

– В целлофанчик завернуть? – спросила продавщица. – Будет чуть дороже.

– Нет, так красивей. И дешевле, – ответил тот и вернулся к Владимиру. При этом он вел себя так, словно пытался спрятать цветы, но, поняв, что это выглядит несолидно (сам Наводничий, возможно, сказал бы – непрофессионально), поднял букет перед собой, как флаг, и объяснил:

– Я после звонка Грише еще звонил туда же, на студию, Аленке. Она сказала, что, может, задержится и дождется меня.

– Я так и понял, что это для нее, – ответил Осташов, всем своим видом показывая, что развитие их взаимоотношений с Аленой его не интересует. Хотя сам подумал: «Интересно, чего Вася так стесняется? Ну влюбился. Чего тут такого позорного? Может, он жмется, потому что она на него не реагирует? Он, наверно, уже четко понял, что ему тут не обломится, а признаваться в этом гордость не велит. И отступаться от Алены – тоже неприятно, отступаться по его характеру – вообще невозможная вещь».

– Я сейчас, – сказал Владимир и отошел к спиртосодержащему киоску, где купил бутылку водки, пару пластмассовых стаканчиков и два престарелых хот-дога. Все это он выложил на установленный рядом столик под зонтикообразным навесом и махнул рукой Василию.

– Прямо сейчас хочешь начать? – спросил Наводничий, подходя к столу.

– Во-первых, чертовски хочется выпить, – ответил Осташов, отвинтив крышку. – А во-вторых… э-э… – Он начал наливать в стаканчики.

– Чертовски выпить хочется, – подсказал Василий.

– Да. И тем более в этом «Взлете» все уже давно взлетели, поэтому нам надо тоже немного… чтобы встроиться. А может, там уже и нет никого, кроме Гриши. И может, выпить там нет.

– Вот это – скорее всего.

Друзья выпили. Взгляд Осташова то и дело натыкался на букет, который Василий положил на стол. «Вляпался Васек с Аленой, как я с моим Аньчиком, – подумал Владимир. – Наверняка она его в конце концов пошлет куда подальше. Интересно, что он будет делать, когда совершенно точно поймет, что он вне игры? Да ничего не будет делать. Что вот я могу сделать? Ничего. Стерва Аньчик! А может, она не к мужику какому-нибудь сейчас пошла. Может, к подруге? Подруга заболела, и она пошла навестить ее. Или нет?»

Миновало какое-то время, и сознание Хлобыстина вынырнуло из затемнения благодаря тому, что его слуха коснулись магические слова Алены:

– Гришенька, хочешь вина?

– А кто не хочет?

Хлобыстин открыл глаза, помотал головой, стряхивая дремоту, но Алены перед собой не увидел.

– Пойдем наверх, – услышал он ее голос из-за спины.

– А где вино?

– У меня, мой хороший, – нежно сказала Алена.

Григорий обернулся и увидел в руке Алены запечатанную бутылку шампанского.

– А водки нет? – Хлобыстин был искренне разочарован.

– Ну-у, Гриша-а, все тебе не то. Пошли.

– Куда?

– Пойдем наверх.

– Зачем?

– Сам не видишь? Здесь такая грязь – прислониться некуда. Иди за мной.

Алена вышла из зала.

С того места, где восседал Григорий, в проем двери просматривался участок деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, и спустя пару секунд он увидел, как по ступеням с цоканьем поднялись красные туфли на высоком каблуке. Алые туфли на шпильках и черные кружевные чулки – адская смесь, но для Хлобыстина значение в основном имели лишь смеси спиртных напитков.