Владимир Ост. Роман

– Ален, ну куда ты, бубенть? Лучше давай шампусик сюда.

– Иди ко мне, – донесся ее голос уже сверху. – Не пожалеешь.

Хлобыстин посидел еще немного и только затем встал и направил стопы к двери.

С неохотой, пыхтя, он добрался до второго этажа и вошел комнату.

Алена, обнаженная, сидела на бильярдном столе, свесив ноги в чулках и алых туфлях.

Сосок ее правой груди украшал пирсинг в виде золотого колечка с припаянным к нему мелким крестиком. В руках у нее была бутылка, а у левого бедра, на зеленом сукне – две чайных чашки, которые обычно стояли на журнальном столике, из них друзья пили чай долгими бильярдными вечерами.

Увидев Григория, Алена с хлопком откупорила бутылку и разлила пенящийся напиток по чашкам.

– Хочешь? – спросила она, поставив бутылку на стол и взяв чашки.

Григорий молча принял из ее руки большую из чашек и тут же выпил.

– Ну вот, теперь я снова типа человек, – сказал он. – А еще?

Она налила ему еще, и он опрокинул вино в глотку и закашлялся.

– А покурить есть?

– Лучше после.

– Да? – Хлобыстин только теперь начал раздеваться и только теперь обратил внимание на ее пирсинг.

– А зачем ты этот крест на груди носишь?

– Это не крест, это знак Венеры, темнота! С этим нужно быть очень-очень осторожным и нежным, понял?

Пока Григорий, снимая брюки, прыгал на одной ноге, Алена взяла со стола морскую раковину – песочного цвета снаружи и оранжево-красную внутри.

– Зачем здесь эта ракушка? – сказала она.

– Это пепельница, – ответил Григорий. – Блин, ты так спрашиваешь, как будто ни разу здесь не была.

– Бильярдная только для начальства, а нас сюда не пускают. Вернее, не пускали. Не похожа эта ракушка на пепельницу. Такая чистая.

– Это мой друг, Вовец, ее моет. Он повернут на чистоте – конкретный фанатик.

– Я такие в детстве собирала, – сказала Алена, ласково глядя на ракушку, которую держала в лодочке ладоней, прикрывая этой лодочкой свое причинное место. Девушка медленно потерла пальцем оранжевую пазуху ракушки. – Она внутри такая… гладкая. – К озорному блеску в глазах Алены добавилась истома.

Сексом занялись на бильярдном столе.

Начали с простого: она лежала на столе и обнимала его ногами. Специалист по йоге сказал бы, что Алена приняла позу под названием «Рыба».

Затем было еще много чего. К примеру, в одном из эпизодов Григорий принял позу «Лотос», то есть сел, а Алену усадил на себя, лицом к себе.

А потом, войдя в раж, Хлобыстин положил девушку на спину и так завел ее ноги (как и прежде, в красных туфлях и чулках) ей же за голову, что любой йог с восхищением аттестовал бы позу сластолюбицы как классический «Плуг». При этом, когда лицо Григория оказалось рядом с лицом (и туфлями) Алены, он от избытка чувств даже с рычанием вцепился зубами в красный каблук.

Осташов и Наводничий, чуть покачиваясь, подошли к церкви.

Василий посмотрел в сторону дома №2 по Хитровскому переулку, того самого дома, на третьем этаже которого находилась квартира Ивана Кукина.

– Слышь, Вованище, – сказал он, борясь с непослушным языком. – Я вот за последнюю неделю уже второй раз обращаю внимание: под окнами Махрепяки вечером стоит какая-то белая «Ока».

– Да?

– А не черный «мерс».

– Ну, я думаю, вряд ли это его тачка, – ответил Владимир и отпил водки из бутылки. – Каких-нибудь соседей. Я думаю.

– Ты думаешь, да? А ты вот глянь, Махрепа же сейчас на месте, у него свет в окнах горит, – Василий взял у товарища бутылку и тоже приложился к ней. – На чем же тогда Махрепа приезжает?

– Я думаю, – сказал Осташов, – значит, Махрепа на такси при-из-жает. На кой человеку «Ока», когда у него «мерин» под жопой?

– С логикой не поспоришь. Но… что-то тут не так. Ладно, ну его к свиньям. Пошли шары гонять.

Когда друзья толкнули незапертую дверь студии и вошли в нее, им уже было все равно, есть тут кто-нибудь из посторонних (то есть из сотрудников студии) или в церкви только Григорий. Оба были изрядно пьяны: за столиком у киоска они опорожнили первую поллитровку, по дороге употребили из горлышка добрую половину второй (кстати, в кофре Василия была еще и третья, неоткрытая бутылка). Словом, они сочли бы удачей, если бы в студии был только Григорий. Им не хотелось видеть чужие лица. Душа просила спокойной обстановки. Чтобы можно было расслабиться и забыть тревоги и заботы при помощи игры на бильярде и дальнейших неспешных возлияний.

Швырнув куртки на вешалку, они прошли в рабочий зал студии на первом этаже.

– Нормально, да? – прокомментировал представшую картину разгрома Владимир.

– Ну просто – полярный зверь! – ответил Василий. – То есть песец, что ли, студии? Так получается?

И они пошли к лестнице, ведущей на второй этаж, откуда раздавалась еле слышная ритмичная мелодия.

– О! Слышу ради-о, – сказал Наводничий и пьяно хихикнул. – Небось, Гришка, там.

Ритм льющейся сверху мелодии Наводничий по пути стал выстукивать правой ладонью на кофре, который висел у него на плече. В левой руке он держал букет тюльпанов.

Не дойдя пары шагов до неприкрытой двери бильярдной, Василий, не заглядывая внутрь, обернулся к Владимиру и шепнул:

– Т-с-с, слушай.