Владимир Ост. Роман

– Да, – сказал Мухин тоном, подчеркивающим, что этот ответ ему требовался только ради формальности, он, Мухин, и без того все знает. – По моей просьбе, – Теперь Мухин обратился к Галине, – Осташов тогда проверил эту квартиру, и под его ответственность мы совершили сделку. Насколько я понимаю, никаких сделок с квартирой больше не было? – это был вопрос Владимиру. Тот сказал, что нет, не было, и Мухин продолжил: – Тогда можно ее посмотреть и, если понравится, то сразу и купить. Хотя в принципе, если говорить о цене, то ее надо смело покупать, даже не глядя. Продать с выгодой можно хоть назавтра. Как вы считаете, Владимир Святославович?

– Эм-м… а сколько там по цене? – сказал Осташов.

Мухин сверился с договором и ответил:

– Восемьдесят пять, с торгом. Для вас, понятное дело, без процентов фирмы.

– Ну это понятно, – сказала Галина.

– Восемьдесят пять? – переспросил Владимир. Он помнил, что в свое время эта квартира досталась Ивану Кукину за семьдесят две с половиной тысячи долларов. Друзья в обмен за компрометирующую фотопленку просили с Кукина шесть тысяч. То есть в целом Иван должен был бы продать ее за семьдесят восемь пятьсот. Ну пусть за семьдесят девять. Значит, Кукин положил сверху больше. Ай, молодец. Квартира и за восемьдесят пять уйдет достаточно быстро, зато после расплаты за пленку и возвращения денег «в кассу» принадлежащего его жене салона красоты у Ивана останется на руках еще шесть с половиной тысяч. Ай да молодец! Осташов оценил, как действовал его соперник в ситуации, в которой многие наверняка совершенно потеряли бы голову и отдали бы недвижимость ровно за ту сумму, что требовалась для скорейшего избавления от опасности.

– Да, восемьдесят пять, – сказал Мухин. – А что, что-то не так?

– Нет, я просто уточнил.

– Так, – продолжил Мухин. – А площадь квартиры – сорок семь метров. По сегодняшним ценам за девяносто, даже за сто она уйдет легко.

– В каком состоянии квартира? – спросила Галина.

– Думаю, в более-менее нормальном, – ответил Владимир.

– Тогда решено, – сказала Галина. – Я ее беру. Оформляйте документы прямо сейчас.

– А в департамент жилья вы сами поедете регистрировать сделку? – сказал Мухин. – Можно для вашего удобства оформить доверенность на совершение этих действий на кого-то из сотрудников. Чтобы вам время не тратить.

– Это было бы удобно, – сказала Галина.

– Значит, так. Квартира пришла на фирму сразу от трех посредников единовременно, – сказал Мухин. – И среди них фигурирует вот – Владимир Святославович. Тогда, не знаю, может, на него и оформить доверенность? Или вы, Владимир Святославович, тоже заняты?

– Мне было бы спокойно, – сказала, вставая, Галина, – чтобы доверенность была оформлена на Владимира Святославовича. Как вы на это смотрите, Владимир Святославович? Вы окажете мне услугу, съездите в департамент?

– Э-э, да, – сказал Осташов.

– Ну, тогда мы все решили, – подвела итог Галина. – Деньги наличными я сейчас занесу. Оформляйте бумаги.

– Галина Сергеевна, ваш паспорт нужен, – сказал Мухин тоном, извиняющимся за то, что он вынужден иметь дело с личным документом босса. – И еще потом ваша подпись понадобится, чтобы нотариус заверила. Мы ее сейчас мигом сюда.

– Очень хорошо, – она вынула из сумочки паспорт, отдала его Мухину и вышла из комнаты.

Владимир, посидев еще несколько секунд в лихорадочных размышлениях по поводу своего назначения, ринулся за Галиной, сначала – в зал, потом – в коридор, но упустил ее. Край синего делового костюма мелькнул в двери приемной директорского кабинета.

Как происходило составление документов на продажу квартиры Кукина, как Иван вносил в нужные места свою подпись после того, как получил заветную пленку (а он ее получил) – всего этого Осташов не видел. Для Владимира не это было сейчас важно. Он вышагивал взад-вперед в коридоре, у двери в приемную гендиректора, куда его не пустил бравый молодчик в кожаной куртке, и ждал, когда появится Галина, чтобы объясниться с ней.

Осташову было очевидно, что она определила его генеральным директором по личным мотивам и, видимо, в расчете на дальнейшее развитие их отношений. И получалось, что, приняв должность, он, тем самым, признавал и одобрял подобный ход событий. Чего в действительности и помину не было. Владимир чувствовал себя обязанным заявить об этом Галине без отлагательств. Он не хотел обманывать ее.

Интересно, думал Осташов, чем она там так сильно занята? Почему этот бычара не пустил даже меня, гендиректора?

Владимир в первый раз подумал о себе как о генеральном директоре фирмы, и его охватили смешанные чувства. С одной стороны, он взмыл вроде бы незаслуженно. А с другой стороны, было чрезвычайно приятно ощутить себя кем-то, кто не будет ожидать указаний и команд от других людей, не будет зависеть от чьего-то одобрения или неодобрения. Он, черт возьми, теперь сам генеральный директор! Потрясающее, окрыляющее чувство! Жаль только, что от этой перспективы придется отказаться.