Владимир Вениаминович Бибихин — Ольга Александровна Седакова. Переписка 1992–2004

я начинаю думать, в жанре Флоренского, не свойство ли это существ с именем Ольга — делать неожиданные подарки каждым словом, каждым жестом. Все темы и повороты мысли в Ваших письмах для меня оказываются непредсказуемы, все мне дают очень многое, главное, пространство для дыхания. Риши, мудрецы в Ведах раздвигали пространство существования между небом и землей. Сапфо просит, вернее сама так строит: выше стропила, плотники. Растрачиваются ли такие строители? Наверное, как Вы на меня; но какой-то догадкой догадываюсь, что они от этой растраты становятся богаче. Простота, с какой Вы пишете и какой, Вы говорите, пугаетесь, это широта дарения, которая уже перестает видеть себе остановку, оттого и пугается, это хороший испуг, дающий свежесть. У меня иногда бывает почти головокружительное ощущение вступления, вдвижения в страну? местность? как сказать о том, как назвать то, чего никогда еще не было, нигде, ни с кем, что предсказано или предувидено быть не могло, никак, чего никто никогда не видел, не знал, что начинается абсолютно впервые, нигде но расписано? Возможно, что это ощущение новой эпохи (эпохе нового заворожения бытия, по Хайдеггеру), но, Вы это поймете, не в том дело, настолько не в том, что скучно о новой эпохе даже говорить. Разумеется она наступит, разумеется нам всем скоро предстоит такое, что интереснее всякой фантастики, но, как бы это сказать, все «социальные и духовные сдвиги» плетутся в хвосте у легких вещей, которым по-настоящему никакого дела нет до тех сдвигов. Тягучая мельница зарождения новых цивилизаций в узкой элите, в недрах старой у Тойнби — нехорошая схема не потому, что неверна, она безусловно верна, а потому, что мешает догадаться о том, что настоящему новому не надо никакого развития и роста, никакого упрочения, никакого выхода в массы. «Своя от своих своим», без надежд (Элиот, ожидание без надежды, моя Ольга напомнила), без оглядок, без нужды в признании, подтверждении. Ах я бы и раньше мог догадаться, что все так, мешало только ложное опасение, что этого рода мысли — уловка слабого, который боится и неспособен пробиться к известности, оттого и придумывает себе мир, где можно без «успеха». Мне было очень трудно избавиться от мороки этого «успеха». Думаю, что даже и Цветаева, когда говорит «не успех, а успеть», все еще немного в плену славы, потому что успеть, когда никто ничего не успевает, это опять же успех, достижение, первенство, престиж. Я теперь говорю себе: не успеть — об успеть уже речи быть не может, а успех, только не где-то и у кого-то, а сейчас только в этот момент и здесь, полное ведро, полено, расколотое с одного раза, написанное слово, которое не стыдно уронить, замеченная мысль и все.