Владимир Высоцкий

Мой черный человек в костюме сером —

Он был министром, домуправом, офицером, —

Как злобный клоун, он менял личины

И бил под дых, внезапно, без причины.

И, улыбаясь, мне ломали крылья,

Мой хрип порой похожим был на вой, —

И я немел от боли и бессилья,

И лишь шептал: «Спасибо, что – живой».

Я суеверен был, искал приметы,

Что, мол, пройдет, терпи, всё ерунда…

Я даже прорывался в кабинеты

И зарекался: «Больше – никогда!»

Вокруг меня кликуши голосили:

«В Париж мотает, словно мы – в Тюмень, —

Пора такого выгнать из России!

Давно пора, – видать, начальству лень!»

Судачили про дачу и зарплату:

Мол, денег – прорва, по ночам кую.

Я всё отдам – берите без доплаты

Трехкомнатную камеру мою.

И мне давали добрые советы,

Чуть свысока похлопав по плечу,

Мои друзья – известные поэты:

«Не стоит рифмовать «кричу – торчу».

И лопнула во мне терпенья жила —

И я со смертью перешел на ты, —

Она давно возле меня кружила,

Побаивалась только хрипоты.

Я от суда скрываться не намерен,

Коль призовут – отвечу на вопрос,

Я до секунд всю жизнь свою измерил —

И худо-бедно, но тащил свой воз.

Но знаю я, что лживо, а что свято, —

Я понял это все-таки давно.

Мой путь один, всего один, ребята, —

Мне выбора, по счастью, не дано.

1979 или 1980

* * *

Я никогда не верил в миражи,

В грядущий рай не ладил чемодана, —

Учителей сожрало море лжи —

И выплюнуло возле Магадана.

И я не отличался от невежд,

А если отличался – очень мало,

Занозы не оставил Будапешт,

А Прага сердце мне не разорвала.

А мы шумели в жизни и на сцене:

Мы путаники, мальчики пока, —

Но скоро нас заметят и оценят.

Эй! Против кто?

Намнем ему бока!

Но мы умели чувствовать опасность

Задолго до начала холодов,

С бесстыдством шлюхи приходила ясность —

И души запирала на засов.

И нас хотя расстрелы не косили,

Но жили мы, поднять не смея глаз, —

Мы тоже дети страшных лет России,

Безвременье вливало водку в нас.

1979 или 1980

* * *

А мы живем в мертвящей пустоте, —

Попробуй надави – так брызнет гноем, —

И страх мертвящий заглушаем воем —

И те, что первые, и люди, что в хвосте.

И обязательные жертвоприношенья,

Отцами нашими воспетые не раз,

Печать поставили на наше поколенье —

Лишили разума, и памяти, и глаз.

1979 или 1980

ДВЕ ПРОСЬБЫ

М. Шемякину – другу и брату – посвящен сей полуэкспромт