Читаем Владимир Высоцкий полностью

Чтоб не было следов, повсюду подмели…

Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте:

Мой финиш – горизонт, а лента – край земли, —

Я должен первым быть на горизонте!

Условия пари одобрили не все —

И руки разбивали неохотно.

Условье таково: чтоб ехать – по шоссе,

И только по шоссе – бесповоротно.

Наматываю мили на кардан

И еду параллельно проводам, —

Но то и дело тень перед мотором —

То черный кот, то кто-то в чем-то черном.

Я знаю – мне не раз в колеса палки ткнут.

Догадываюсь, в чем и как меня обманут.

Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут.

И где через дорогу трос натянут.

Но стрелки я топлю – на этих скоростях

Песчинка обретает силу пули, —

И я сжимаю руль до судорог в кистях —

Успеть, пока болты не затянули!

Наматываю мили на кардан

И еду вертикально проводам, —

Завинчивают гайки, – побыстрее! —

Не то поднимут трос, как раз где шея.

И плавится асфальт, протекторы кипят,

Под ложечкой сосет от близости развязки.

Я голой грудью рву натянутый канат, —

Я жив – снимите черные повязки!

Кто вынудил меня на жесткое пари —

Нечистоплотны в споре и в расчетах.

Азарт меня пьянит, но, как ни говори,

Я торможу на скользких поворотах.

Наматываю мили на кардан,

Назло канатам, тросам, проводам, —

Вы только проигравших урезоньте,

Когда я появлюсь на горизонте!

Мой финиш – горизонт – по-прежнему далек,

Я ленту не порвал, но я покончил с тросом, —

Канат не пересек мой шейный позвонок,

Но из кустов стреляют по колесам.

Меня ведь не рубли на гонку завели, —

Меня просили: «Миг не проворонь ты —

Узнай, а есть предел – там, на краю земли,

И – можно ли раздвинуть горизонты?»

Наматываю мили на кардан

И пулю в скат влепить себе не дам.

Но тормоза отказывают, – кода! —

Я горизонт промахиваю с хода!

1971

МОИ ПОХОРОНА, ИЛИ СТРАШНЫЙ СОН ОЧЕНЬ СМЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990‐х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза