Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер

А тем временем зверюга ужасный

Коих ел, а коих в лес волочил.

И король тотчас издал три декрета:

«Зверя надо одолеть наконец!

Вот кто отчается на это, на это,

Тот принцессу поведет под венец».

А в отчаявшемся том государстве —

Как войдешь, так прямо наискосок —

В бесшабашной жил тоске и гусарстве

Бывший лучший, но опальный стрелок.

На полу лежали люди и шкуры,

Пели песни, пили мёды — и тут

Протрубили во дворе трубадуры,

Хвать стрелка — и во дворец волокут.

И король ему прокашлял: «Не буду

Я читать тебе морали, юнец, —

Но если завтра победишь чуду-юду,

То принцессу поведешь под венец».

А стрелок: «Да это что за награда?!

Мне бы — выкатить портвейну бадью!»

Мол, принцессу мне и даром не надо —

Чуду-юду я и так победю!

А король: «Возьмешь принцессу — и точка!

А не то тебя раз-два — и в тюрьму!

Ведь это все же королевская дочка!..»

А стрелок: «Ну хоть убей — не возьму!»

И пока король с им так препирался,

Съел уже почти всех женщин и кур

И возле самого дворца ошивался

Этот самый то ли бык, то ли тур.

Делать нечего — портвейн он отспорил, —

Чуду-юду уложил — и убег…

Вот так принцессу с королем опозорил

Бывший лучший, но опальный стрелок.

1966

О ФАТАЛЬНЫХ ДАТАХ И ЦИФРАХ

Моим друзьям

Кто кончил жизнь трагически, тот — истинный поэт,

А если в точный срок, так — в полной мере:

На цифре 26 один шагнул под пистолет,

Другой же — в петлю слазил в «Англетере».

А в 33 Христу — он был поэт, он говорил:

«Да не убий!» Убьешь — везде найду, мол.

Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,

Чтоб не писал и чтобы меньше думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, —

Вот и сейчас — как холодом подуло:

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль

И Маяковский лег виском на дуло.

Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —

Ребром вопрос поставил: или — или!

На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, —

А нынешние — как-то проскочили.

Дуэль не состоялась, или — перенесена,

А в 33 распяли, но не сильно,

А в 37 — не кровь, да что там кровь! — и седина

Испачкала виски не так обильно.

«Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа!»

Терпенье, психопаты и кликуши!

Поэты ходят пятками по лезвию ножа —

И режут в кровь свои босые души!

На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е», —

Укоротить поэта! — вывод ясен, —

И нож в него! — но счастлив он висеть на острие,

Зарезанный за то, что был опасен!

Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, —

Томитесь, как наложницы в гареме!

Срок жизни увеличился — и, может быть, концы

Поэтов отодвинулись на время!

1971

НАТЯНУТЫЙ КАНАТ

Он не вышел ни званьем, ни ростом,

Не за славу, не за плату —

На свой, необычный манер.

Он по жизни шагал над помостом —

По канату, по канату,

Натянутому, как нерв.

Посмотрите — вот он

без страховки идет.

Чуть правее наклон —

упадет, пропадет!

Чуть левее наклон —

все равно не спасти…

Но, должно быть, ему очень нужно пройти

четыре четверти пути.

И лучи его с шага сбивали,

И кололи, словно лавры.

Труба надрывалась — как две.

Крики «Браво!» его оглушали,

А литавры, а литавры —

Как обухом по голове!

Посмотрите — вот он

без страховки идет.

Чуть правее наклон —

упадет, пропадет!

Чуть левее наклон —

все равно не спасти…

Но теперь ему меньше осталось пройти —

уже три четверти пути.

«Ах как жутко, как смело, как мило!

Бой со смертью — три минуты!» —

Раскрыв в ожидании рты,

Из партера глядели уныло —

Лилипуты, лилипуты —

Казалось ему с высоты.

Посмотрите — вот он

без страховки идет.

Чуть правее наклон —

упадет, пропадет!

Чуть левее наклон —

все равно не спасти…

Но спокойно, — ему остается пройти

всего две четверти пути!

Он смеялся над славою бренной,

Но хотел быть только первым —

Такого попробуй угробь!

Не по проволоке над ареной, —

Он по нервам — нам по нервам —

Шел под барабанную дробь!

Посмотрите — вот он

без страховки идет.

Чуть правее наклон —

упадет, пропадет!

Чуть левее наклон —

все равно не спасти…

Но замрите, — ему остается пройти

не больше четверти пути!

Закричал дрессировщик — и звери

Клали лапы на носилки…

Но прост приговор и суров:

Был растерян он или уверен —

Но в опилки, но в опилки

Он пролил досаду и кровь!

И сегодня другой

без страховки идет.

Тонкий шнур под ногой —

упадет, пропадет!

Вправо, влево наклон —

и его не спасти…

Но зачем-то ему тоже нужно пройти

четыре четверти пути.

I. ПЕВЕЦ У МИКРОФОНА

Я весь в свету, доступен всем глазам, —

Я приступил к привычной процедуре:

Я к микрофону встал, как к образам…

Нет-нет, сегодня точно — к амбразуре.

И микрофону я не по нутру —

Да, голос мой любому опостылет.

Уверен, если где-то я совру —

Он ложь мою безжалостно усилит.

Бьют лучи от рампы мне под ребра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепят с боков прожектора,

И — жара!.. Жара!.. Жара!..

Сегодня я особенно хриплю,

Но изменить тональность не рискую, —

Ведь если я душою покривлю —

Он ни за что не выпрямит кривую.

Он, бестия, потоньше острия —

Слух безотказен, слышит фальшь до йоты.

Ему плевать, что не в ударе я, —

Но пусть я верно выпеваю ноты!

Бьют лучи от рампы мне под ребра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепят с боков прожектора,

И — жара!.. Жара!.. Жара!..

На шее гибкой этот микрофон

Своей змеиной головою вертит:

Лишь только замолчу — ужалит он, —