Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

Он прислонился к окошку, а там идет другая жизнь, никакого отношения к нам не имеющая, — там солнышко, которое на нас абсолютно не светит и не греет. И вот так мы стоим, прислонившись лбами к стеклу, и воем потихонечку… Жуть! Вот этого — не передать! Этой тоски его, перед самой его смертью, которая его ела! Казалось бы — ну что еще нужно парню? Живет в том же месте, где живет Ив Монтан, у жены его там колоссальное поместье, сад, деревья подстрижены, и цветочки…

Самая страшная из наших последних встреч была — в дурдоме этом жутком!»

Тем временем Театр на Таганке готовился к майским выступлениям в Варшаве на смотре театров мира (фестиваль «Варшавские встречи»). На нем должен был быть представлен спектакль «Гамлет». И в это самое время из Парижа звонит Марина Влади и сообщает, что Высоцкий лег в клинику и приехать в Варшаву не сможет. По словам Валерия Янкловича, после этого звонка в театре поднялся невообразимый шум. «Из-за какого-то Высоцкого нас не пустят в Польшу!» — возмущенно говорили многие. Однако из страны их выпустили. Иначе и быть не могло: Польша тогда стояла на пороге больших социальных волнений, и в Кремле не хотели лишний раз злить тамошних либералов.

17 мая начались гастроли в Польше. Два дня спустя пришлось отменить «Гамлета» — нет Высоцкого. Однако дальнейшие отмены означали бы срыв всех гастролей, поэтому Любимов связывается с Влади. И та разрешает Высоцкому лететь в Польшу. На календаре 22 мая. В аэропорт Высоцкого провожает Михаил Шемякин. Он вспоминает:

«Никогда не забуду, как я видел Володю в последний раз. Была весна, он только что вышел из психиатрической больницы, французской… Я его обнял — я собирался в Грецию, он уезжал обратно в Москву…

— Володька, — говорю, — вот увидишь, корабли плывут, деревья там… Кто-то гудит: у-у-у… Давай назло всем — люди ждут нашей смерти — многие… И ты доставишь им радость. А давай назло! Вдруг возьмем и выживем! Ну смотри — цветут деревья, Париж, Риволи, Лувр рядом! Вовка, давай выживем, а?

А у него уже такая странная-странная печать смерти в глазах, он меня обнял и сказал:

— Мишенька, попробуем!

Сел в такси, помахал рукой из машины, а я смотрел на него и думал: «В последний раз я его вижу или еще нет?» И оказалось — в этой жизни, — именно в последний раз. Я улетел в Грецию, и больше — ни-ко-гда…»

Из Парижа Высоцкий отправился не в Польшу, а… на родину. Дело в том, что, еще лежа в клинике, он своим природным чутьем почувствовал, что какая-то беда стряслась у его возлюбленной — Оксаны Афанасьевой. Он пытается связаться с ней по телефону из клиники, но трубку никто не снимает. Тогда он просит сделать это Янкловича. «Я чувствую, что у нее что-то случилось!» — кричал в трубку Высоцкий. «Да что может случиться?» — недоуменно спрашивал Янклович. Оказалось, могло. В те дни у Оксаны покончил жизнь самоубийством отец. Янклович потом признается, что это провидение Высоцкого его потрясло. Спустя пару дней звонок Высоцкого все-таки застал дома Оксану, и он узнал о трагедии из ее уст. И пообещал обязательно прилететь. Он пробыл с любимой меньше суток, после чего отправился в Польшу.

Высоцкий приехал в Варшаву 23 мая, а три дня спустя уже играл в «Добром человеке из Сезуана» (спектакли шли в Театре оперетты). Как пишет В. Золотухин, «играл великолепно». На следующий день он вышел на сцену в образе принца датского. И вновь поразил всех своей игрой. По словам Леонида Филатова: «Вот тогда стало понятно, как будто из Высоцкого выпущен воздух. Осталась только его энергетика, но она выражалась не в Володином рычащем голосе, не в какой-то внешней энергии, а в глазах и в быстром проговаривании, почти шепотом…»

Вспоминает В. Сверч: «Зал варшавской Оперетты трещал по швам, у касс происходили сцены, достойные пера Данте. Внутри люди стояли рядами под стенами… Аплодисменты не умолкали. А он, щуплый, невысокий, выходил в очередной раз, чтобы поблагодарить за овацию, за признание. Кланялся очень низко. Ведь он любил этот город и его жителей. Очарованный его игрой, я ворвался за кулисы в уборную актера. Он заметил мое восхищение, подал руку и с широкой, хотя и удивленной, улыбкой подписал программку со своим фото и затянулся дешевой сигаретой… Я робко попросил о беседе для „Штандарт млодых“. — „Интервью?! — Я очень Вас прошу! Я это хорошо сделаю! — Извини, друг, я очень устал… Приезжай в Москву! Сделаем такое интервью, что и Польша, и весь мир вздрогнут…“