Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы

Но драматические события вокруг родного театра, кажется, мало волновали Владимира Высоцкого. В том феврале 70-го он дал всего два концерта в Москве и вновь ушел в загул. Январский разрыв с Влади и новые друзья-собутыльники, которые периодически появлялись возле Высоцкого, сказывались на его образе жизни. Дело вновь дошло до госпитализации, и в середине марта Высоцкий лег в больницу. И опять он полон надежд на успех лечения: он сменил больницу, врачей (прошлые, подпадая под его влияние, пили вместе с ним), принимает новое эффективное лекарство. Лечение с перерывами длилось до середины мая и, кажется, привело Высоцкого в равновесие. В театре приступили к репетициям «Гамлета», а Высоцкий давно буквально бредил этой ролью. Ради успеха в ней он готов был пойти на любые жертвы и воздержания. В июне к нему вернулась Влади, и это событие прибавило уверенности Высоцкому. Он приступил к репетициям «Гамлета», хотя ввод в эту роль для него был сопряжен с массой трудностей и всевозможных проблем. Сам Высоцкий об этом вспоминал: «У меня был совсем почти трагический момент, когда я репетировал «Гамлета» и когда почти никто из окружающих не верил, что это выйдет… Были громадные сомнения — репетировали мы очень долго, и если бы это был провал, это бы означало конец — не моей актерской карьеры, потому что в этом смысле у нас намного проще дело обстоит: ты можешь сыграть другую роль, — но это был бы конец для меня лично как для актера: я не смог этого сделать! К счастью, этого не случилось, но момент был очень такой — прямо как на лезвии ножа, — я до самой последней секунды не знал, будет ли это провал или это будет всплеск…»

Говоря о тех, кто сомневался в нем как в Гамлете, Высоцкий имел в виду и главного режиссера Таганки Юрия Любимова. И надо сказать честно, что уставший от постоянных срывов Высоцкого, от его бешеных загулов Любимов вполне имел право на эти сомнения. Переживая все это, Высоцкий писал Марине Влади в письме от 25 мая: «Любимов пригласил артиста «Современника» (Игоря Квашу) репетировать роль параллельно со мной. Естественно, меня это расстроило, потому что вдвоем репетировать невозможно — даже для одного актера не хватает времени. Когда через некоторое время я вернусь в театр, я поговорю с «шефом», и, если он не изменит своей позиции, я откажусь от роли и, по-видимому, уйду из театра. Это очень глупо, я хотел получить эту роль вот уже год, я придумывал, как это можно играть… Конечно, я понимаю Любимова — я слишком часто обманывал его доверие, и он не хочет больше рисковать, но… именно теперь, когда я уверен, что нет больше никакого риска, для меня эта новость очень тяжела. Ладно, разберемся…»

В тот год состояние нервного возбуждения, балансирования на лезвии ножа преследовало Высоцкого не только в театре. По Москве в связи с его официальным разводом со второй женой поползли новые слухи о том, что Высоцкий собирается «съезжать» за границу. Ответом на все эти слухи явилась песня «Нет меня, я покинул Расею», которая заканчивалась весьма лаконичными строчками:

Не волнуйтесь, я не уехал!
И не надейтесь, я не уеду!

Тогда же вновь обострились отношения Высоцкого с родителями. Он писал в Париж Марине Влади: «Я позвонил матери, оказалось, что сегодня она ночевала у одной из моих знакомых с радио. Могу представить себе их разговор!.. Идея все та же, чтобы люди знали, «какая она исключительная мать» и т. д. Она могла пойти как минимум в пять мест — к родственникам, но она пошла к моим «друзьям», бог с ней!.. Я сегодня злюсь, потому что к тому же она снова рылась в моих бумагах и читала их».

В том году на 40-м году жизни от рака умер один из ближайших друзей Высоцкого по Большому Каретному Левон Кочарян. Сняв всего лишь один фильм «Один шанс из тысячи» (1969), он так и не сумел ухватить этот шанс в собственной жизни и угас преждевременно.

На его похороны пришло огромное количество народу, так как люди любили его за веселый нрав и хлебосольство. Высоцкий на эти похороны не пришел. После этого случая большинство его старых друзей отвернулись от него. М. Туманишвили вспоминает: «Когда Лева Кочарян попал в больницу, мы не просто приходили и навещали его — мы его похищали… То домой, то в шашлычную… Лева все время спрашивал: «А где Володя?» А Володя в больницу так и не пришел… Лева это жутко переживал… А Володя все не приходил и не приходил — я думаю, поэтому он и не пришел на похороны. В этом тоже, как мы тогда считали, был элемент предательства.

И мы не общались с Володей до 73-го года, причем вообще не встречались. На концерты мы его не ходили, я, например, не был ни на одном концерте Высоцкого…»

Даже с самым старым и верным другом И. Кохановским у Высоцкого отношения вконец испортились. Вспоминая об этом, А. Н. Чердынин пишет: «Между ними пробежала кошечка — причем не серая, а черная… Володя переживал этот разрыв… И не потому, что был виноват, — нет! Он переживал сам факт разрыва. Ведь Володю и Гарика связывала очень давняя дружба, их очень многое связывало…»