Владимир

— О нет, женщина! Очень много говорил… Я ему рассказал о себе, просил в гости приехать, и он обещал, что будет гостем моего дома… Много, много мы с ним тогда говорили… И о дочке я его просил.

— О дочке? — насторожилась женщина.

— А разве я вам не рассказывал о ней? Была у меня дочка Малуша, жила она с нами в Любече, а потом приехал ко мне сын Добрыня, забрал ее сюда, в Киев… Слыхал я, будто потом тут, на Горе, Малуша ключницей была у княгини Ольги, да не угодила, послала ее княгиня в какое-то село…

— Откуда же ты, человече, это знаешь? — тихо промолвила женщина.

— А я, когда шел на брань, был в Киеве, попал на Гору, расспрашивал людей о дочке. Вот тогда мне одна женщина, — ее, кажется, Пракседою звали, ключница княжья, — рассказала о Малуше… И молодого княжича Владимира я тогда видел, ключница Пракседа с ним гуляла в саду… А вы что, — обратился Микула к пришельцам, — может, слыхали что-нибудь про Малушу, так скажите же, скажите…

— Погоди, человече, — сурово перебила его женщина, — ты сказал, что говорил о дочери с князем Святославом? О чем же ты его просил?

— Как же, как же! — отозвался Микула. — Я ему все рассказал, вот как вам, просил помочь разыскать мою Малушу.

— И что же князь?

— «Ты не тужи, Микула, — сказал князь, — будешь в Киеве — найдешь Малушу. И я сам помогу, поищу ее… Жива она и здорова, где же ей быть? Найдем, найдем нашу Малку…» Так сказал князь.

Наступило молчание, необычайно длинное, невыносимое. И мужчина и женщина не отвечали ничего.

— Тебе сказали правду о твоей дочери Малуше, — проговорила наконец женщина. — Она была тут, на Горе, потом княгиня Ольга послала ее в свое село…

— Где же это село? — спросил Микула. — Скажи мне, женщина, я пойду туда, найду ее, заберу в Любеч.

Женщина обернулась лицом к Днепру, долго смотрела на серебристую переливчатую дорожку на воде, и в эту минуту Микула увидел ее нос, подбородок, глаза. Нечто странное, невероятно грустное и даже больше — страшное, неповторимое, родное почувствовал Микула в этих глазах. Но длилось это только одно мгновение. Женщина снова обернулась в сторону Микулы, лицо ее снова стало темным.

— Не ищи свою дочь, воин, — произнесла женщина, — потому что она умерла.

Он вскочил, умоляюще протянул вперед руки.

— Что ты сказала, женщина?! — крикнул Микула. — Нет, мне, должно быть, не то послышалось! Женщина, — он шагнул вперед, — скажи мне правду, неужто она, моя Малуша…

Женщина опустила голову, но повторила твердо, ясно:

— Да, человече, твоя дочь Малуша умерла.

— Когда?

— Весной… Тогда же, как погиб князь Святослав.

— Вместе с князем Святославом? О, боги, боги! Так скажи же, скажи мне, где ее могила? Если нет ее в живых, пойду хоть помолюсь богам и сотворю жертву.

Женщина промолвила:

— Не найдешь ты могилы Малушы… утонула она в Днепре…

3

Охватив голову руками, сидел Микула, — он не слышал, не видел ничего, что творилось вокруг. Мужчина и женщина немного постояли, попрощались, вышли из лодии, поднялись на крутой берег и пошли тропинкою над Днепром. Так шли они долго, молча среди кустов и деревьев, впереди женщина, за нею мужчина. Наконец женщина остановилась.

Перед ними расстилался широкий, осыпанный серебристой росой луг, высоко вверху висел светло-голубой месяц, Далеко за лугом катил свои воды Днепр.

— Боже мой, Боже мой! — Женщина, задыхаясь, схватилась за грудь. — Бедный, несчастный отец мой Микула…

Она пошатнулась и, вероятно, упала бы, но Тур подхватил ее, усадил на какой-то пень, а сам сел на землю рядом с нею. Потрясенная всем, что случилось этой ночью, Малуша положила голову на плечо Тура. Он осторожно обнял ее за плечи.

— Должно быть, не надо было нам ходить к нему, — проговорил Тур.

— О нет, нет! — ответила она. — С той минуты, как увидела его среди воев, я думала только о нем, знала, что он меня станет искать, должна была повидать его. Теперь стало легче, я услышала все про Святослава: он думал обо мне, собирался искать.

Страшно бледная, даже зеленоватая в призрачном сиянии месяца, Малуша смотрела на луг, небо, Днепр и говорила, словно убеждала себя:

— А отцу я сказала правду. Нет Святослава, нет и меня. Все есть — и небо, и земля, и Днепр, только нет ни князя, ни меня. Нет, Тур, очень хорошо, что мы сходили к отцу, как много я сегодня узнала. Что же еще я могла сказать? Правду? Но тогда нужно было рассказать все — и про князя Святослава, и про Владимира, и обо всем, что я уже давно пережила — бесчестье и позор, муку и боль, все, все… А я не хочу, чтобы ему было так же больно, как мне… Пусть думает, что я умерла, так ему будет легче, лучше — нет Малуши…

Она осмотрелась вокруг, взглянула на небо, луга, Днепр.

— Да и меня тоже нет, — засмеялся Тур. — Я не хотел тебе этого говорить, но сегодня у меня отняли меч, щит и копье… Князю Ярополку гридень Тур не нужен, у него есть другие, молодые гридни… Если нету тебя, нет и меня, Малуша!

— Отняли меч, щит и копье? — переспросила, взглянув на Тура, Малуша. — Кто же ты теперь?

— Был гриднем, а теперь — никто.

— Послушай, Тур! Ты говоришь страшные слова! Скажи правду, кто ты: дворянин,[15] смерд, холоп…

Тур засмеялся.