Владимирские Мономахи

Дикими глазами поглядел он на Вениуса… а затем на все его вопросы отвечал согласием, объяснил, что у него горит нутро, болит голова, ломит тело, крючит и ломает руки и ноги. Он столько насказал Вениусу, или, вернее, отвечая утвердительно на все вопросы, столько принял на себя хворостей, что немец понял болезнь и сказал про себя себе самому:

«Gar nichts… Совсем не болен телом… Но страшно заболел душой».

Змглод выразил согласие лечиться и глотать и делать все, что прикажет доктор Вениус, понявший, что согласие этого лукавого человека доказывает прямо, что он хочет скрыть истинную причину и притвориться хворым.

Вениус ушел к себе, прислал мнимо-хворому простой настой на миндалях, вроде оршада, с приказанием пить сколько угодно… Впрочем, вместе с тем он приказал фельдшеру два-три раза дать обер-рунту какие-то капли, уничтожающие возбужденное состояние.

Аниките Ильичу Вениус доложил, что у обер-рунта сильная лихорадка, выражающаяся у него необычно и диковинно благодаря его восточному происхождению или его полузвериной натуре. Немец, конечно, лгал умышленно и принимал сторону Змглода по доброте сердечной.

«Хочет человек скрыть свое нравственное потрясение… Ну, и Бог с ним! Зачем я буду выдавать его людям!» — рассуждал добрый немец.

Это первое происшествие удивило всех, так как болезнь обер-рунта началась необычайно, сразу. Стоял человек, свалился и заревел, как зверь.

Зато это хворание главного блюстителя порядка привело ко второму происшествию, более крупному…

Однажды, в темную ночь, раздались крики о помощи в саду около балкона барышни Сусанны Юрьевны… Дюжинный, бывший случайно в зале, бросился по правой террасе и побежал на крик. При его появлении какая-то фигура промчалась по аллее и исчезла в темноте и чаще. Одновременно дюжинный столкнулся с кем-то и в темноте схватил неведомого человека. Но пойманный не боролся, стоял смирно и только задыхался, как если б пробежал версту…

Переведя дух, он вымолвил:

— Пусти… Я это… я…

Дюжинный ахнул, узнав уже по голосу молодого барина Дмитрия Андреевича.

Крик его, а затем и крики дюжинного подняли почти весь дом на ноги, хотя и не так, как было в памятную ночь покушения на барышню. Если все нахлебники не повскакали с постели и не прибежали, то во всяком случае Дарьюшка и Матвеевна появились в своих окнах, князья Никаевы (отец и сын) прибежали полуодетые в сад, и даже выздоравливающая барышня вскочила с постели и пришла на свой балкон, пугливо окликая и спрашивая.

Наутро, рано, вся Высокса взволновалась от объяснения происшедшего ночью с молодым барином.

Оказалось, что Дмитрий Андреевич, страдая бессонницей — так объяснил он, — вздумал пойти прогуляться в сад среди ночи. Гулял он, по его словам, недалеко, больше все между обеими террасами.

И вдруг среди тьмы ночи он услыхал шорох в кустах. А затем через минуту он почуял за собой кого-то и насторожился. И сразу, как зверь, какой-то человек бросился на него с чем-то в руке… положительно с ножом… Но Дмитрий шибко ударил его в грудь, сбил с ног на землю и насел, держа за обе руки… Если б дюжинный подоспел раньше, то злодей был бы взят. Но в ожидании, устав от борьбы, он не смог справиться один и выпустил его.

Кто это мог быть?

По убеждению Дмитрия, он узнал по всем признакам того же самого молодца, от которого спас барышню.

Конечно, всех страшно поразило объяснение Басанова, но более всех Сусанну.

Она поняла теперь, что далее ждать и откладывать дела нельзя. Надо тотчас же сказать дяде, то есть «полправды», и принять меры предосторожности против Гончего. Очевидно, что болезнь главного рунта сделала его смелее. Но, кроме того, нападение именно на Дмитрия было знаменательно. Оно ясно доказывало, что Анька, скрывающийся Бог весть где, знает, видать и понял теперь больше, чем живущие в доме. Узнав, кто спас от него Сусанну, он понял, почему Басанов был в комнатах ее среди ночи. И он наверное постоянно является по ночам к дому со стороны сада и подглядывает за ними.

После совещания между собой, взвесив все, Сусанна и Дмитрий решили вопрос одинаково: «Нужно немедленно сообщить все Аниките Ильичу, чтобы принять меры предосторожности».

Но вскоре после второго приключения Высокса взволновалась еще пуще, как давным-давно не бывало.

Общий переполох вызвало оповещение от имени барина по всем заводам, всем его верным подданным.

Аникита Ильич, узнав от племянницы, какой сугубый урод и отчаянный негодяй оказался в Высоксе, да еще в его собственной канцелярии, так разгневался, пришел в такое странное состояние духа, что даже Сусанна, знавшая дядю близко, удивилась… После ее признания и объяснения «полправды» пришлось старика отпаивать водой… Аникита Ильич не мог перевести дыхания и только ахал и сжимал кулаки.

И на другое же утро все заводы, все от мала до велика, узнали следующее: