Владычество1

Они настороженно кивнули головой.

— Вас как зовут?

— Джереми.

— Майкл.

— Может, кто-то из вас видел или слышал что-нибудь в ту ночь, когда убили маму Тайрона?

Джереми отрицательно покачал головой, а Майкл кивнул.

— Куча выстрелов, — сказал он.

— Ты что-нибудь видел?

— Ничего. Я выглянул в окно, но ничего не увидел, потому что живу на соседней улице.

— О’кей. Слушайте, я попрошу вас сделать кое-что для меня, причем я за это заплачу. Распространите новость: если кто-то в ту ночь был на улице или смотрел в окно до, во время или после стрельбы и видел что-нибудь, то пусть позвонит мне. Здесь мой домашний и рабочий телефон.

Кларенс протянул мальчикам две солидные визитные карточки.

— Вы что-то сказали об оплате? — спросил Джереми.

— Если я получу какую-то новую информацию, то каждому, кто ее предоставит, дам сотню долларов. И каждый, кто приведет или направит этих людей ко мне, также получит по сотне долларов. Я имею в виду вас. Понятно?

Оба утвердительно кивнули.

— И еще. Не вздумайте меня дурачить. Если я увижу, что их история выдуманная, то у них будут большие неприятности. И у вас тоже. Ты слышал, Майкл? Ты слышал, Джереми?

109

Они опять кивнули.

— О’кей, ребята. За дело.

Мальчики убежали. Кларенс увидел, как они остановили первых же попавшихся двух парней. Новость запущена.

Кларенс продолжал расспрашивать людей на улице и сделал еще нескольким мальчишкам такое же предложение, как первым двум. Он сам получил подобное предложение тридцать лет назад в Чикаго от одного частного детектива, расследовавшего какое-то дело в их микрорайоне. Тогда ставка составляла двадцать долларов. Инфляция...

Опросив еще с дюжину молодых парней (речь многих из цих пестрила характерными словечками черных и разными непристойностями), Кларенс вернулся к своей машине.

Ему вспомнилось высказывание профессора социологии, преподававшего в их университете: «Белые говорят по-белому, черные говорят по-черному. И белые не лучше черных. Ищите общение с теми людьми, которые не будут вас осуждать за ваше желание использовать какой-либо «черный» оборот».

Однако профессор литературы учил прямо противоположно: «Никогда не используйте подобных оборотов. Грамматика для всех одна: как для черных, так и для белых. Хороший английский — залог наилучшей работы. Люди начинают относиться к вам серьезно. А ругательства! Вы изрыгаете всю эту словесную дрянь и после этого хотите, чтобы люди хотели иметь с вами что-то общее? Ничего не выйдет. Конечно, если вы хотите образовать собственную страну, то вперед. Если же вы хотите преуспевать в этой стране, то выполняйте установленные в ней правила».

Кларенс следовал совету преподавателя литературы, а не преподавателя социологии. На протяжении многих лет он ежедневно тайком от всех занимался идиотскими речевыми упражнениями, над которыми они когда-то смеялись на уроках языка. «Клара у Карла украла кораллы, а Карл у Клары украл кларнет. На дворе трава, на траве дрова».

Даже спустя девятнадцать лет, когда дикция Кларенса стала почти безупречной, он все равно повторял некоторые их этих упражнений. Никаких двойных отрицаний. Никакой каши во рту. Никакой речи гетто для Кларенса Абернати. Хотя мыслями он частенько уносился в Чикаго своей молодости, но никогда не позволял делать то же самое своему языку. Кларенс научился произносить слова четко и твердо. Исключение составляли

110

лишь те моменты, когда он оставался наедине со своей семьей и старыми друзьями и мог снять охрану со своего языка. Когда Кларенс расслаблялся, проявлялся миссисипский говор его детства, когда же он злился, то преобладал резкий жаргон южных микрорайонов Чикаго. Диалекты прошлого не были плохими — просто они помешали бы ему продвинуться в обществе так далеко, как он хотел.

Хорошее произношение Кларенса часто приводило к неловким ситуациям. Позвонив кому-нибудь, чтобы договориться об интервью, он всегда был готов к удивленному взгляду при личной встрече. Бремя от времени ему говорили: «Я думал, вы белый. Я имею в виду, что на слух вы не черный».

— Правда? — всегда спрашивал он в таких случаях. — А какие черные на слух?

Шепча «на дворе трава, на траве дрова», Кларенс сел за руль своего «Бонневиля» и окунулся в дорожную толчею часа пик. Он ехал, погруженный в свои размышления, предоставив заботиться о происходящем на дороге глазам, рефлексам и инстинктам.