Владычество1

Игра пошла не по правилам, и результат не в его пользу. Если бы это сделал человек, то Кларенс мог бы привлечь адвокатов, чтобы доказать свою правоту и востребовать компенсацию. Но Бог не отчитывается перед людьми.

«Ты двигаешь нас как пешек на шахматной доске. Мы страдаем, а Ты сидишь, откинувшись на спинку трона, и наши боли Тебя ничуть не волнуют».

Кларенс провел около часа со своим отцом в гостиной. Старик слушал старые пластинки с записями любимых эстрадных исполнителей. Нэт Кинг Коул, Брук Бентон, Бен Кинг, Джонни Матис исполняли мелодии, от которых становилось печально и в то же время хорошо. В грусти есть какая-то скрытая радость и надежда — Кларенс видел это в глазах своего отца.

— Да, эти ребята знали, как нужно петь, — сказал Обадиа.

Кларенс ощущал только опустошающую печаль без радости

и надежды. И от музыки ему не стало легче — она еще глубже затянула его в черную дыру тоски. Он поставил пластинку Чака Берри, но даже это не помогло. Кларенс оставил отца в гостиной одного и открыл входную дверь.

— Куда ты, дорогой? — окликнула его из кухни Женива.

159

— Хочу пройтись.

Не успела Женива сказать: «Я с тобой», как он, хлопнув дверью, уже вышел из дома.

Казалось, что весь мир стал не таким, как две недели назад. Это напомнило Кларенсу один из отпусков, который он с Женивой проводил в Италии. Как-то теплым, солнечным днем они приехали в музыкальную беззаботную Венецию, которая дышала любовью и смехом. Им так понравилось в этом городе, что они решили вернуться туда через неделю — за день до возвращения домой. Но неделю спустя все было по-другому: холодно, мрачно и скользко. От грязной жижи на улицах ужасно воняло. Красивые, уютные улочки превратились в опасные переулки, угрожающие затянуть в трясину. Венеция стала для них одновременно самым любимым и самым ненавистным городом в мире.

Сегодня вечером Кларенс оказался во второй Венеции, но на этот раз — без спутника, который мог бы разделить с ним его тяготы. Вернувшись домой поздно ночью, он закрылся в своем кабинете. Кларенс не знал, сколько времени бродил по улицам. Да и какое, в конце концов, это имело значение?

«Бог, почему Ты молчишь? Что я еще должен сделать? Может, мне нужно трудиться еще усерднее?»

Фраза «У меня есть мечта», которая висел в рамке на стене, выглядела как насмешка.

Именно так: всего лишь мечта, и никогда — реальность. Мартин умер, потом мама. И Даррин, и Дэни, и Фелиция. И мечта.

Проведя в уединении целый час, Кларенс, наконец, вышел из кабинета. Все уже спали. На полке возле двери Кейши он увидел книги о Нарнии, и едва сдержался, чтобы не выбросить их в мусорное ведро.

Спустившись в темный пустынный подвал — зеркальное отражение его души, — Кларенс сел в старое кресло своей мамы. Ощутив знакомый запах, он на мгновение успокоился, но в следующий момент резким ударом руки сбил с кофейного столика полку, на которой лежало несколько журналов и семейная Библия. Кларенс посмотрел на открытую Библию, которая беспомощно и безжизненно лежала на полу, и у него не возникало никакого желания поднять ее.

Он поднялся наверх и вышел из дома, по пути захватив с каминной полки ключи от машины. Не сказав никому ни слова, он сел в машину и уехал, в то время как Женива, которая все

160

еще не спала, молилась о нем в их спальне.

Кларенс подъехал к одному из баров Грешема. Он не заходил в бары уже, по меньшей мере, десять лет, и в этом месте был впервые. Начав с виски со льдом, Кларенс заказал затем бутылку крепкого ликера. Но легче все равно не становилось. Он не видел ничего привлекательного в этом душном мрачном месте, пропитанном запахом духов и сигаретного дыма. Но это была его месть Богу. Кларенс сидел возле дальнего конца стойки, и тихо разговаривал с кем-то, хотя рядом никого не было.

«Я думал, что Ты даешь Своим детям самое лучшее. Все, что я хотел, — это дом в пригороде, где я мог бы радоваться жизни с моей женой, детьми, сестрой и ее детьми, и где они были бы в безопасности. Неужели я просил слишком много? Неужели мои мечты были для Тебя слишком большими?»

В это время в другом месте Плотник протягивал свои израненные, покрытые вечными рубцами руки к тому, кто их отталкивал. Он знал, что такое страдания, и слышал, что говорит этот человек. Казалось, что для Него — это единственные слова во всей вселенной.

«Нет, Мой сын. Еще не время. И не место. Твои мечты не были слишком большими для Меня. Они были слишком маленькими».

После долгого дня, проведенного в «Трибьюн», Кларенс вернулся домой и опять направился прямиком в свой кабинет. Он прошмыгнул мимо детей и закрыл за собой дверь, проигнорировав залах тушеного мяса.

Кейша подошла к Жениве.

— Мам, папа сердится на меня?

— Нет, дорогая. Он не сердится, он любит тебя. Просто он сейчас переживает очень трудные времена. Он скучает по тете Дэни и Фелиции и переживает сильную внутреннюю борьбу. Продолжай молиться о нем. Хорошо? Сейчас папа просто злится на весь мир.

Час спустя, Кларенс вышел из своего кабинета и, к удивлению Женивы, подошел к ней.

— Нам нужно поговорить.