владычество2

— Видишь ли, если некоторые белые не обращают внимания на свои преимущества, то все черные обращают внимание на их отсутствие. Я первый, Джейк. Мой отец никогда не позволял отсутствию преимуществ лишить себя надежды или стремления трудиться, улучшать жизнь насколько возможно. Часто черные плачутся, имея больше шансов, чем мой отец мог мечтать. Это раздражает. Но жалобы белых, родившихся в рубашке, меня тоже раздражают. Правда в том, что черные получили свободу совсем недавно, у нас нет опыта обращения с ней. Потом мы попали под влияние велфера и белых университетских профессоров, проповедующих учение «я — прежде всего», которое разрушительно действовало на семью и вышибло почву из-под ног. Я не могу об этом спокойно говорить, так это меня злит. Меня не устраивает позиция либералов и консерваторов по этому вопросу. Ну, в общем, если в следующий раз заметишь, что я в ярости, то ты будешь прав.

Джейк кивнул. Он не знал, как продолжить разговор, но Кларенсу уже не нужны были наводящие вопросы.

— Том Скиннер как-то привел в пример игру в баскетбол. Начинается игра, и одна из команд, пусть это будут «Белые носки», ведет в счете. И вот уже 10:0. Другая команда — «Черные

172

носки» — пытается понять, что с ней не так. На седьмом инин-ге «Белые носки» замечают, что у каждого игрока «Черных носков» одна рука привязана к спине. И они говорят: сейчас мы развяжем вам руки, и теперь догоняйте. А счет уже 20:0, и игра на исходе. «Белые носки» полностью в игре, а «Черные носки» только-только обе руки ощутили, а привыкли-то играть одной, да и освобожденная рука болит и ноет, плечи у некоторых вывихнуты и рубцы от веревок не разошлись. При всем этом и счете 20:0, кто выиграет?

— Да, я тебя понял, — сказал Джейк.

— К этому моменту многие из «Черных носков» вышли из игры, потому что как можно надеяться изменить такой счет? Они так привыкли быть в проигрыше, что, даже освободившись, не надеются сравняться. Некоторые игроки продолжают игру, а другие чувствуют лишь гнев и отчаяние, сидят на скамье или швыряют камни в белых игроков, или мутузят друг друга в проходах.

— Я понимаю, о чем ты. Но не изменился ли счет с той поры?

— Харли всегда твердит, что дела плохи, даже хуже, чем раньше. У него есть статистика, что черных выпускников гораздо меньше, чем белых. Но я возражаю, потому что сейчас черных выпускников в шесть раз больше, чем тридцать лет назад. Он твердит о черных, живущих в нищете. Это так, но черных среднего класса — больше 10 миллионов человек. Черные работают на чистых работах столько же времени и за те же деньги, что и белые. Черные врачи, нотариусы, профессоры, журналисты и т. д. работают в тех учреждениях, куда черных раньше не пускали. Колледжи для белых теперь с радостью набирают черных студентов. Афроамериканцы работают чиновниками по всей стране. Их даже выбрали в мэры некоторых крупных городов. Есть черные губернаторы, сенаторы, бизнесмены. Они заседают во многих комиссиях Сената. Коллин Пауэл возглавлял самую мощную военную машину планеты. Многие из телезвезд и спортсменов — черные.

— А что Харли отвечает на это?

— Харли твердит только о притеснении меньшинств. Я говорю ему, что из стран, где угнетают меньшинства, те стремятся уехать за границу. Из Америки почти никто не хочет уезжать, наоборот, сюда стремятся попасть самые разные меньшинства. Разве они стремятся сюда, чтобы их угнетали? Но для Харли и

173

многих черных, эта страна всегда будет местом угнетения. Черные всегда будут беспомощными жертвами, а белые — злобными угнетателями.

— Расовый вопрос не теряет остроты, да? — Джейк понизил голос, готовясь к защите.

— Для некоторых людей да, — сказал Кларенс, — для некоторых это обычное дело, а другие считают, что дела ухудшаются.

— Стыдно признаться, я никогда особенно не вникал во все эти разговоры о расизме. Но с недавних пор что-то изменилось. Раса для тебя — бремя, которого я никогда не знал.

— Хорошее слово — бремя. Я устал от него больше, чем от чего бы то ни было. Я бы хотел на пару недель облачиться в белую кожу. Не потому, что хочу быть белым, а потому, что мне нужна передышка, отпуск. Просто на время снять мешок со спины, и только. Чтобы я не помнил о цвете своей кожи, проходя мимо кого-то в супермаркете, встречаясь взглядом с полицейским, сидя в машине на перекрестке. Бывают дни, когда это меня достает сверх сил. Я могу оставить дома свой кейс с деловыми бумагами, а свою кожу — нет. Быть черным — занятие круглосуточное. В любом обществе, в любой церкви белых меня воспринимали, как голос черных, как будто все черные думают одинаково. Если кто-то пишет статью, и ему нужно узнать о черных, он звонит мне. Знаешь, Джейк, если, к примеру, ты устанешь как собака, работая в редакции, то можешь склонить голову на стол и вздремнуть чуток, как ты и делаешь. Я не могу себе этого позволить.

— Почему?