— Обратите ваше внимание на коммодора Эллиота, — советовал ему Джон Боуринг. — Это опытный боевой офицер, участник многих морских битв. Китайцы испытывают к нему уважение. На нашем флоте он слывет легендарной личностью. У «синих жакетов» существует поверье, что если идешь в дело под командованием Эллиота, то успех будет, но награды могут не дать. Эллиот не в милости. Все верят, что под командованием Эллиота можно обрести достоинство героя. Он может оказать вам услуги исполнением самых рискованных предприятий во время штурма Кантона.
Элгин избегал пользоваться рекомендациями, он предпочитал судить о подчиненных сам, но мнение Боуринга нельзя пустить мимо ушей.
От епископа Джонсона к послу явился миссионер Медоуз, двоюродный брат известного знатока Китая, живущего в Шанхае. Медоуз только что возвратился с реки Янцзы, из расположения повстанцев. Миссионер побывал в столице тайпинов, городе Нанкине, пытался познакомиться с Хун Сю Цюанем. При прошлой династии Мингов этот город был столицей Китая. Маньчжуры перенесли столицу в Пекин. Тайпины восстановили ее в Нанкине.
Тайпины именуют Хуна небесным владыкой, главой новой династии Великого Мира в противоположность маньчжурской династии Сияющего Мира в Пекине. Медоузу удалось встретиться с его восточным королем: как четыре ветра при игре в кости, у Хуна есть четыре Вана, четыре короля или князя, названных именами стран света.
— После бурных успехов и захвата огромных территорий повстанцы обосновались в Нанкине. Для Хуна возводится там новый дворец, с претензиями, изобличающими безвкусицу выскочки. В залах и комнатах стены из цветных зеркал, полуприкрытых слоем красной резьбы. Это будет обиталище вождя тайпинов и его христианский храм. Говорят, там же будет его гарем, хотя он проповедует единобрачие. Самое сильное его оружье — закон о переделе помещичьих земель, который обещается народу.
— Но теперь повстанцы испытывают сильное давление со стороны правительственных войск. Тайпины превосходят пекинские войска, у них более совершенная артиллерия, есть новейшие пушки и нарезные ружья. Им же сбывается европейцами всякий хлам, по пятьдесят долларов за штуку идут старые гладкоствольные ружья.
Миссионер передал Элгину прокламации тайпинов с приложенными переводами, кодекс нравственности из многих пунктов. Соблюдение единобрачия обязательно для «богопочитателей», так именуют себя тайпины. Посол получил книгу с переводами на китайский из Ветхого и Нового Заветов.
Элгин почувствовал, что тайпины действуют не только оружьем, они стремятся выработать новые нравственные и философские основы для преображения Китая.
Медоуз сказал, что Хун намерен заказать у американцев пароход. У тайпинов есть средства: уничтожая мандаринов и богачей, они забирают их ценности. Сыновей помещиков они берут в свою армию и назначают офицерами, желая иметь грамотных командиров.
— К повстанцам стремится всякая нечисть, бывшие гонконгские дельцы, явившись с юга, как рьяные революционеры, становятся доверенными людьми, режут всех направо и налево, а некоторые из них служат в тайпинских храмах как священники и при этом занимаются шантажом и спекуляцией. Как при всякой перемене власти, к победителям примыкают отбросы общества. Продвижение тайпинов на север затрудняется не только правительственными войсками. Большинство тайпинов уроженцы южных провинций. На севере не понимают их языка. Была попытка взять Тяньцзинь, но против длинноволосых с юга вооружились ремесленники, купцы и приказчики этого огромного торгового города на севере, все население ополчилось, и войска северного короля понесли сильнейшее поражение за всю историю восстания и откатились. Приказчики тяньцзиньских купцов сражались лучше, чем маньчжурские солдаты.
— Хун, — говорил миссионер, — смолоду бывал в Гонконге, сблизился с американским проповедником Робертсом, намеревался креститься, но уклонился от этого. Он сам провозгласил себя богом, братом Христа, зная, что без экзальтации и экстремизма в Китае, при общем безразличии к религиозной и политической жизни, невозможно разжечь народ. Тайпины начали уничтожать маньчжур, а также буддийских монахов и даосов. Они остаются китайцами, варятся в собственном соку; до подлинной реформации еще далеко. Хун не стал новообращенным в пастве Робертса. Он нашел выход из положения, не впал в зависимость от учения протестантской церкви.
«Слаба же будет теория Хуна, если он набрался революционной мудрости от протестантских миссионеров в Гонконге!» — подумал Элгин. Дух конфуцианства в Китае мертв. Хотя тайпины объявляли себя христианами и братьями европейцев, но с ними придется быть настороже. Их опасная физическая сила очевидна.
…Скрипел деревянный журавель, китаец, голый до пояса, черпал воду ведром на веревке, со скрипом подымал ее, сливал себе на поле в оросительную канавку и, не обращая внимания на идущую мимо канонерку, опять скрипел журавлем и мерно опускал его к воде.