Владыка башни

— Обойдётся. Резерв мне потребуется для умиротворения остатков этой выгребной ямы. Скажи ему, чтобы прекратил атаковать другие участки и целиком сосредоточился на прорыве. Да, и вот ещё что: если город к закату не станет моим, пусть он постарается погибнуть как-нибудь героически, поскольку от меня он почётной смерти не получит. — Генерал небрежным кивком отослал вестового и вновь обратился ко мне: — Вот ведь незадача! Я, кажется, забыл, на чем мы остановились, раб. Давай-ка начнём заново.

* * *

Он заставил меня трижды повторить всю поэму от начала до конца, каждую её отвратительно бесталанную строчку, написанную неотёсанным воларским болваном. В результате они намертво врезались мне в память — и даже сейчас, годы спустя, я помню каждое слово. Может быть, это и не было самое ужасное из всех испытаний, выпавших на мою долю... но, безусловно, одно из самых болезненных.

Он позволил мне удалиться только после полудня. Сам же в ожидании победы уединился с очередной красавицей-рабыней. Я скрылся в своей каюте и рухнул на нары, дрожа от усталости и страха. Если бы мой желудок не был пуст, словно кошель бедняка, меня наверняка вырвало бы. Но даже этот жалкий покой был вскоре нарушен. Дверь распахнулась, и на пороге появился один из рабов генеральской жены.

— Госпожа требует тебя к себе, — объявил он.

По сравнению с моей крохотной каморкой просторная каюта Форнеллы представляла собой уютнейшее местечко, задрапированное шелками и устланное мягкими коврами. Хозяйка была в белом платье с декольте до самого пупка. Когда Форнелла, чуть покачиваясь, двинулась мне навстречу, одновременно поднося к губам бокал вина, её прозрачная с разрезом юбка разошлась.

— Ты все знаешь, не так ли? — медленно, с нажимом спросила она. — Долгая осада наконец завершена? Мой дражайший супруг вскоре отпразднует свой триумф?

— Да, хозяйка. Великий день настал.

Она фыркнула, разбрызгав вино, и зашлась в смехе.

— Великий день! О да! Великовозрастное дитя получило новую игрушку. Подумаешь, великий день. — Она скривилась. — Такой пьяной я не бывала лет так пятьдесят. И, кажется, тому есть причина.

Пятьдесят лет?! Заметив моё изумление, она снова захихикала, словно маленькая девочка, скрывающая свой секрет.

— Мне несколько больше, чем кажется на вид, господин Вернье. А ты думал, я молода? — Она подошла ближе, и я собрал все силы, чтобы не отшатнуться. — Кстати, а сколько бы ты мне дал? Только честно. — Она ткнула пальцем мне в грудь. — Приказываю тебе говорить правду, раб! Я вздохнул, удивляясь про себя, как может человек испытывать такой ужас и не падать в обморок.

— Не могу поверить, что вам больше тридцати, хозяйка.

— Тридцати? — Она отшатнулась в притворной обиде. — Да будет тебе известно, что, когда я заключила сделку, мне исполнилось всего двадцать восемь. Правда, с тех пор минуло более трёх сотен лет.

Она умолкла и, уставившись на меня, отпила ещё вина. Её прищуренные глаза заставили меня усомниться в том, что она настолько пьяна, как кажется.

— Ну, что молчишь? Язык проглотил? — спросила она через некоторое время.

— Простите меня, хозяйка, но в это невозможно поверить.

— Разумеется, — промурлыкала она, подойдя вплотную и опустив голову мне на грудь. — Но, тем не менее, я здесь и помню многое. И я все так же прекрасна, ты не согласен? Разве ты не хочешь меня, господин Вернье? Неужто все ещё тоскуешь по своей мёртвой поэтессе?

В моей душе вновь закипел предательский гнев, но я вовремя взял себя в руки.

— Вы прекрасны, хозяйка.

— Да, прекрасна. Но, кажется, ты не хочешь меня. И я догадываюсь почему. — Она подняла лицо, заглянув мне в глаза. — Ты же это видишь, правда? Чуешь это?

— Что именно, хозяйка?

— Усталость. Кто бы мог подумать, что я так безмерно устану! Ты и представить не можешь, скольких пришлось иссушить, чтобы получить эти долгие годы. Сколько жизней было пущено по ветру, чтобы продлить существование усталой старухи, приговорённой к замужеству за кровожадным дураком — и раз за разом вынужденной смотреть на его бойни. Но это была сделка, понимаешь? Власть на долгие годы. Разумеется, только для тех, кто носит красное, да и то — лишь для немногих из них. Ведь именно в наших руках истинная власть, а совет... Совет — не более чем удобная ширма. Мы, вечно молодые и бесконечно усталые, — реальная сила, на которой стоит империя. Все это красноштанное дурачье надеется заключить такие же сделки. Мы продолжаем думать, что мы рабовладельцы! Глупцы! Мы — рабы. Великий дар, который мы себе выторговали, сковывает нас почище цепей.

Она стремительно подняла руку, и в шею мне ткнулась холодная сталь.

— Ты меня отвергаешь, — обиженно произнесла Форнелла. — До сих пор вожделеешь труп какого-то книжного червя, тогда как мог бы обладать мною. Ты хоть имеешь представление, сколько любовников у меня было? Сколько мужчин умоляло меня хотя бы о разрешении поцеловать ногу?

— Я был бы счастлив поцеловать вашу ножку, хозяйка, — тихо проговорил я, чувствуя, как остриё впивается в шею и по коже течёт струйка крови.