Но и этот план Сытина потерпел крах, слишком сильно возражали и в редакции, и в правлении Товарищества. Издатель сопротивлялся, но вынужден был, в конце концов, расторгнуть договор с Кугелем и заплатить весьма серьезную неустойку — 40 тысяч рублей. Но деловой контакт с Ионой Кугелем не был утрачен. Сытин давно уже мечтал о своей газете в Петербурге. Начавший выходить в 1912 году «День» (газета финансировалась «Северным издательским товариществом») при фактической редактуре Кугеля имел ту левую окраску, которая в известной степени удовлетворяла общественные амбиции Сытина, не имевшие поддержки в «Русском слове». А в целом петербургская газета была лишь частью «наполеоновского проекта» Сытина, намеревавшегося, заполучив «Киевскую мысль» и «Одесские новости», создать газетный концерн, в котором «Русское слово», разумеется, было бы ведущим изданием, выходившим одновременно в нескольких крупнейших центрах страны. Планам этим помешала война.
А в «Русское слово» пришел новый человек — молодой Николай Владиславович Вольский, талантливый, эрудированный журналист, больше известный под псевдонимом Валентинов. В возрасте 19 лет он вступил в РСДРП, активно поддерживал затем большевистское крыло партии. Его не раз подвергали арестам и тюремному заключению за революционную деятельность. После очередного освобождения в 1904 году он едет в Швейцарию, где знакомится с Лениным. Ленинский авторитаризм отталкивает молодого сторонника партийной демократии и парламентских методов политической борьбы. Валентинов поначалу примыкает к меньшевикам, а затем отходит и от марксистских догм, пытаясь дополнить их идеями Маха и Авенариуса.
В 1912 году, когда они сошлись с Сытиным, это был известный журналист левого, но не экстремистского толка, возлагавший более всего надежды на преобразование России через индустриальную революцию. Его знают как автора популярных экономических статей. Не случайно уже в годы советской власти он почти десять лет редактировал «Торгово-промышленную газету», орган Высшего совета народного хозяйства. В 1928–1930 годах был редактором «Экономической жизни Советов», бюллетеня, выпускавшегося советским торгпредством в Париже. Затем перешел на положение эмигранта, там же, во Франции, написал интереснейшую книгу «Встречи с Лениным» (1953 г.). Он умер в Париже в 1964 году, ему было восемьдесят пять лет.
В «Русском слове» Валентинов горячо принялся за дело. В одном из писем Руманову он объясняет свои принципы. В номере должны быть одна статья по внешней политике, одна на внутриполитическую тему и одна «деловая, пропагандистская», то есть экономическая, ратующая за развитие производства и торговли. Он считает, что «Русское слово» должно быть «независимой оппозиционной газетой», хотя и допускает согласие с правительственной политикой в отдельных вопросах. В целом события должны освещаться «с высоты принципов мира, культурности и социально-экономических отношений, международной ситуации». Характерен призыв к единству в работе: «Оба мы любим „Русское слово“, а любовь — это великая сила»[1196]
.За несколько месяцев до прихода Валентинова Сытин помирился с Дорошевичем. 26 февраля 1912 года редакция известила читателей: «С 1-го марта В. М. Дорошевич снова будет принимать ближайшее участие в „Русском слове“». А двумя днями ранее, 24 февраля, был заключен на пять лет новый договор, вступивший в действие с 1 марта. Дорошевичу полагалось 48 тысяч рублей в год. При этом он не имел права сотрудничать в других изданиях, а в «Русское слово» обязан был давать по одному фельетону в неделю, а также не менее 88 различных статей и обозрений в год. Естественно, что темы определялись автором. Благов как ответственный редактор имел право отвергнуть «неудобный» материал, лишь предварительно обосновав свое решение. Вместе с тем Дорошевичу предоставлялось право не только давать «ценные указания», касающиеся редакционной политики, но и препятствовать приему на редакторскую должность лица, которое, по его мнению, могло недоброжелательно относиться к его публикациям. По сути без согласия Власа Михайловича нельзя было поменять ответственного редактора, которым продолжал оставаться Благов. Дорошевичу предлагалось проводить соответственно по три месяца в Москве и Петербурге, а в остальное время он мог присылать свои фельетоны в редакцию из любых точек мира, как это, собственно, и было в предыдущие времена.