Власов: восхождение на эшафот

– Почему же? Известная вам Мелитта – тоже. Ваш твердый, уверенный ответ позволит Мелитте так же уверенно вести переговоры с Гиммлером и другими лицами из руководства рейха. И не только рейха. В подробности, в названия стран и в имена мы пока что ударяться не будем. Но поверьте, очень скоро вашим восхождением к трону заинтересуются многие политики. Особенно те, которые сразу же после окончания войны поймут, что они стремились поставить на колени Гитлера, а следовало ставить на колени «вождя всех времен и народов» Сталина.

– Вон оно как все оборачивается! – недоверчиво повел подбородком Власов, с сожалением отмечая, что прогулка их завершается. Как только они ступили на брусчатку, ведущую к «Горной долине», доктор Биленберг тут же попрощалась и, предложив ему не идти вместе с ней, поспешила к главному корпусу санатория.

33

Склоны гор освещались резковатым оранжево-песочным светом – возбуждающе тревожным, предвещающим то ли песчаную бурю, то ли огненный смерч.

– Что вам чудится в этом пейзаже, мой генерал генералов? – Прежде чем раздеться, Хейди задернула плотную штору, да к тому же заставила Власова отвернуться. Но он не удержался, слегка отодвинул коричневатую ткань и засмотрелся на открывшийся ему горный пейзаж, забыв на какое-то время о том, где он, и что рядом с ним находится поглощаемая страстью и нетерпением женщина.

– Пытаюсь вспомнить, где и когда любовался им во дни былые.

– Уверены, что видели? – сомкнула Хейди руки у него на плече, припав оголенным телом к шершавому сукну мундира. – И что видели именно этот?

– Не этот, конечно, поскольку никогда раньше не бывал здесь. Однако, поди ж ты, не могу отделаться от мысли, что уже однажды…

– Разве что в прошлой жизни.

– Вполне возможно. Хотя по поводу именно этого пейзажа у меня иные соображения.

Хейди уже постепенно привыкала к тому, что очень часто Власов отвечал резко и общался с ней преимущественно короткими отрывистыми фразами. Вызвано это было, очевидно, не столько языковыми затруднениями, хотя уже сейчас генерал говорил по-немецки довольно сносно, сколько привычным тяготением к армейской лапидарности. Впрочем, ее муж тоже был офицером, но не кадровым, к тому же – медиком. И может быть, поэтому отличался убийственной велеречивостью и по любому пустяку пускался в длинные рассуждения.

Внешне он выглядел значительно крепче, мужественнее Власова, но характер у него был не воинский, не офицерский. Уже к началу войны это очень раздражало Хейди.

– Коль уж мы заговорили о переселении душ, то у нас в городке есть одна полуведьма, Герда Штимман, большая специалистка по части познания прошлых жизней, кстати, подруга Мелитты Видеман. Так вот, могу порекомендовать вас этой прорицательнице для двух-трех сеансов.

– Кажется, это было не так уж давно, когда моя душа принадлежала совершенно иному человеку, – признался Власов. – И никакого колдовского «переселения» при этом не понадобилось.

– А как быть с чистилищем, в виде фронта, а затем и лагеря военнопленных? Хотя, не спорю, порой переселение души происходит в течение одной жизни, – вынуждена была согласиться Биленберг, – но с обязательным проходом через чистилище.

Они вдвоем опустили штору и, погрузившись во мрак, слились в поцелуе – неумелом, замешанном на стыде.

– По-моему, мы с вами уже забыли, как по-настоящему впадают в грех, – проговорила Хейди в оправдание Андрея. – И дело здесь не столько в наших годах … – вновь потянулась губами к губам, одновременно расстегивая его китель.

– Но и не в войне, – генералу не хотелось, чтобы что-либо из происходящего здесь списывалось на то, на что многие списывают теперь все свои сугубо тыловые грехи. Он старался быть справедливым – насколько это вообще возможно – даже по отношению к войне.

…В последнее время Власов вообще старался быть как можно справедливее. Насколько это, опять же, мыслимо, пока ты мечешься посреди самой лютой из войн, когда-либо происходивших на этой земле. Причиной тому – неугасающее чувство вины перед своей армией, полегшей в болотистых лесах под Волховым. Она все еще взывала к нему десятками тысяч душ, справедливо требуя от командующего или отвести от нее позор поражения, или же присоединиться к своим солдатам. Власов знал, что советская пропаганда, а вслед за ней и злая солдатская молва, обвиняют его в том, что, он предал армию, подвел ее под удар, сдал гитлеровцам; бросил жалкие остатки разбросанных по болотистым островкам Волховского фронта полков на произвол судьбы…

– Вы все еще очень далеки от меня, генерал генералов, – едва слышно проговорила Хейди. Но в голосе ее не было упрека.

Она редко опускалась до встреч с молодыми офицерами, лечившимися в «Горной долине». Но так уж получалось, что оказывалась в объятиях некоторых генералов и старших офицеров СС, которые считали вечерние визиты к «санатор-фюреру», как ее здесь полуофициально именовали, такой же традицией, как и к коменданту местного городка. И она уже привыкла к тому, что многие из них с огромным трудом «возвращались» со своих фронтов и полевых ставок.