Власовцев в плен не брать

Турчин, Мансур Зиянбаев и Колобаев смертью храбрых погибнут на Зееловских высотах во время прорыва обводных позиций обороны Берлина.

В начале пятидесятых из Белоруссии из детского дома придёт запрос на имя Воронцова Александра Гигорьевича. Воронцов тут же поедет в Оршу. По адресу разыщет тот детский дом и обнимет свою девятилетнюю дочь Сашу. Лиды уже несколько лет не будет на свете. Ещё в сорок восьмом её арестуют органы НКВД по делу Локотского округа. Срок она получит небольшой, пять лет. Но погибнет где-то на пересылке. Несчастный случай. Девочка сразу после ареста окажется в детском приёмнике, а потом, после суда, в одном из детских домов в Орше. Девочка во время всех своих злоключений не расставалась с мягкой игрушкой – плюшевым мишкой. Именно в него Лида зашила записку с копией свидетельства о рождении. В этой от руки написанной копии было больше, чем в оригинале. А самое главное – сведения об отце и его адрес. По нему и разыскали Воронцова. Он тут же собрал необходимые документы и забрал дочь. В Прудки приехал не один. Семья Воронцовых стала ещё больше.

Норберт Бальк вернётся в свой родной Баденвайлер только в 1949 году. Вначале он попадёт в команду на отправку в Сибирь. Но на этапе его снимут с поезда с диареей. Он уже умирал, когда его доставили в Саратов. В Саратове отвезут в госпиталь для раненых красноармейцев. Месяц пролежит в инфекционном бараке. Там в него дважды выстрелит из трофейного пистолета безногий танкист. Переведут в городскую больницу. Там случайно он познакомится с пожилым сапёром. Сапёр придёт проведать своего сына, подхватившего дизентерию, и уговорит Балька поступить на курсы сапёров, где обучались в том числе и пленные немцы, изъявившие желание работать на разминировании минных полей.

В Сибирь Бальк уже не попадёт. После окончания курсов его зачислят в отдельную команду, которую весной 45-го направят в Калужскую область на границу со Смоленщиной очищать поля, леса и сельскохозяйственные угодья от боеприпасов, разбирать блиндажи и демонтировать оборонительные укрепления. Так бывший пулемётчик фузилёрного полка вновь попадёт в те места, где когда-то оказался сразу по прибытии на Восточный фронт. А одно лето он проживёт в палатке в Нелюбичах, разбирая минные поля вокруг села и в окрестных лугах, где всё ещё нельзя было пасти скотину. Тамошний председатель колхоза Кондратий Герасимович Нелюбин так привыкнет к нему за лето, что, когда срок командировки сапёров истечёт и им придёт приказ перебираться на новое место, выгонит самогонки, наловит с мужиками рыбы, и всю ночь бывшие фронтовики будут варить уху и бражничать на берегу Острика под ивовым кустом. Председатель вспомнит, как вправлял немцу вывихнутую лопатку, а тот будет кивать и, захмелев от крепкого самогона, заплачет. Бальк будет плакать, обнимать Кондратия Герасимовича и что-то бормотать по-немецки. Никто из сидевших рядом вокруг котла не поверит в то, что они в те минуты скажут друг другу.

Однажды напарник Балька допустит ошибку при обезвреживании немецкой противотанковой мины. Сработает донный взрыватель. Убьёт троих. Двоих немцев и русского сержанта. Бальк в группе был четвёртым. Находился на таком же расстоянии от взрыва, что и русский сержант. Его отбросит волной, но осколки и камни, поднятые взрывом, которые особенно опасны в таких случаях, пролетят мимо.

У него даже будет русская женщина, у которой он иногда ночевал, когда разрешал командир группы.

И вот наступит день, когда его имя окажется в списке на отправку домой.

Спустя некоторое время в Англии, в переводе на английский, выйдут его мемуары. В них Норберт Бальк, бывший унтер-офицер фузилёрного полка, дравшегося с большевиками на Восточном фронте, расскажет, как храбро сражались в России его товарищи, как жесток был враг и какие огромные потери понесли войска группы армий «Центр» по вине фюрера. Ни слова в них не будет о папаше «Кайзере», о Чернавичской пуще, об «остовке», с которой он познакомился однажды во время отпуска на родину, о русской работнице Шуре в доме матери в Баденвайлере, о расстреле русского старика и его больного сына, о курсах сапёров, об ухе на Острике в компании фронтовиков, бывших красноармейцев, и о его слезах…