Власть безумия [СИ]

Мир здесь, в Виссавии, Рэми это чувствовал. И сходил с ума от беспокойства, помня и другие слова вождя:

— Думаешь, она его защитит?

— Она обещала, — выдавил тогда Рэми.

— Она любит обещать… но никогда ничего не делает…

Это было последним, что Рэми помнил. Тогда внезапно окрасились окна красным, вождь вздохнул огорченно, и Рэми внезапно перестал чувствовать боль.

А потом был успокаивающий голос богини, мягкое возвращение в собственное, уже исцеленное тело, и слова… слова… Опять слова и ничего кроме слов. Богиня любит его? И в очередной раз дала ему умереть, да как умереть? В этой проклятой Виссавии всех так «любят»?

Вождь, несмотря на свое безумие, был прав — в этой Виссавии никому доверять нельзя. Тем более, нельзя доверять богине, которая так легко играет с их судьбами.

— Мне надо идти, — сказал Рэми, выхватывая у хранительницы тунику и запоздало устыдившись своей наготы. Впрочем, к чему стыдиться наготы перед слепой женщиной?

— Что это за знаки на своде? — спросил Рэми, поспешно одеваясь.

— Древний язык. Виссавийцы о нем уже почти забыли.

— Чего ты опять хочешь? — спросил Рэми, завязывая на талии широкий пояс.

Виссавия справлялась с оживлением телохранителя гораздо лучше Мираниса — Рэми не чувствовал даже тени усталости, лишь мышцы слегка ныли и пока отказывались до конца слушаться.

— Ничего, — пожала та плечами.

— И я могу вернуться к принцу? — резко спросил Рэми, чувствуя, что его снова затягивают в словесную перепалку. А в словах он был не сильно-то силен. Он любил действовать.

— Ты тоже хочешь оставить меня одну? — гораздо тише спросила хранительница. Впервые в ее голосе Рэми уловил усталость, и ему на мгновение стало стыдно. Но Рэми тотчас же вспомнил о Мире, до которого в любой миг мог добраться Элизар, и посмотрел на хранительницу уже иначе, с легким презрением.

— Хочешь оставить моих сестер на милость безумца?

— Ты хотела сказать — вашего вождя, — ответил Рэми, поднимаясь с алтаря и становясь босыми ногами на неожиданно теплый пол. — Я должен вас пожалеть? А кто пожалеет меня?

Принца? Мою семью? Или ты думаешь — я игрушка? Меня можно безнаказанно убивать? И так убивать? Верни меня к Миранису, и мы уйдем из Виссавии. С меня хватит. И если выбирать между дракой с Элизаром или Алкадием я выберу Алкадия. Безопаснее будет.

Рэми ловко натянул штаны и легкие, домашние сапожки. Потом подвязал волосы тонким шнурком, чувствуя себя с каждым мгновением лучше. Он сам не понимал, к чему сидит здесь и слушает хранительницу, когда ему необходимо бежать к Миранису.

— Иди, — неожиданно легко согласилась хранительница. — Но сначала посмотри на это.

Она внезапно коснулась пальцами висков Рэми, и раньше, чем он успел неосознанно отшатнуться, вокруг вновь потемнело.

Когда мрак развеялся, Рэми сообразил, что находится уже в другом зале: меньшим, щедро освещенным солнечными лучами. На некоторое время Рэми ослеп. А когда его глаза привыкли к яркому свету, замер: в нескольких шагах от него, у ведущей наверх широкой лестницы, стоял вождь.

Белоснежные одежды дяди были выпачканы пятнами крови, длинные, черные волосы растрепались, в глазах серебром горело безумие, смешанное с его силой.

Рэми неосознанно отшатнулся, шагнул назад и остановился, услышав голос хранительницы:

— Он тебя не видит.

Вождь наклонился над лежавшей у его ног фигуркой, наматывая на палец черный локон. Фигурка задрожала, а Элизар, опустившись перед ней на корточки сказал:

— Теперь ты тоже меня стыдишься?

— Пощади, — плакала фигурка, в которой Рэми с трудом узнал Рину.

Она пыталась отползти в сторону, но рука вождя удержала ее за запястье, заставляя остаться на месте.

— А зачем? — усмехнулся вождь. — Мне понравилось причинять людям боль. Это гораздо приятнее, чем им помогать. Да, моя сестренка, теперь меня никто не остановит. А ты готовься к судьбе обычной женщины. Если тебя только осмелится кто-то излечить… кто-то защитить, он умрет.

— Ты мой брат, прошу…

— Я ничей брат. А ты — моя новая игрушка. Ты так смешно плачешь, что мне интересно тебя мучить.

Вождь медленно поднялся, отвернулся и пошел к ступенькам. С каждым шагом кровь сходила с его одежд, оставляя их ослепительно-белыми, а на улице все громче и громче взвывала буря, пытаясь ворваться в огромные, стрельчатые окна. Рина сжалась в комок, затряслась от рыданий. Рэми хотел подбежать к ней, но раньше, чем он шаг успел сделать, из перехода выскользнул в залу Арам. Мальчишка-советник вкрикнул и бросился к Рине, но остановился, когда его зло одернули:

— Не смей мне помогать, не хочу, чтобы он и тебя…

— Моя госпожа, — бледнел Арам.

— Ничего, — Рина, перестав рыдать, с трудом поднялась на ноги, пряча изувеченное лицо под капюшоном белоснежного плаща.

Пошатываясь, направилась к лестнице. Арам не двигался. У ступенек она остановилась и сказала:

— Надеюсь, что он убьет меня скоро и быстро, не как этого мальчика. Никому не рассказывай о том, что видел… я не хочу, чтобы мне сочувствовали. — Рина пошатнулась и задрожала от рыданий.

Арам вновь метнулся к ней, но остановился, услышав:

— Нет! — в голосе Рины билась истерика. — Не тронь меня!