В тренажерном зале второй час пахал американец Стив Картер – он и займет место в рубке, когда кончится моя смена. Азиаты – японец Матцуда и китаец Цянь – спали в каюте для отдыха. Завтра нам всем придется туго – после пяти месяцев невесомости включится двадцатипроцентная гравитация. А через три недели – тридцати восьми – такая же, как на Марсе. Надеюсь, медики просчитали все верно, и мы вступим на красную планету адаптированные и полные сил.
Во время вахты в рубке нельзя было даже читать. Нужно неотрывно следить за датчиками корабля, исправностью системы жизнеобеспечения и принимать редкие послания с Земли. Спорить с уставом никто и не думал, но бежать мыслям, куда им заблагорассудится, не запретишь. Только носились они с каждым днем всё чаще по кругу.
Вот и сейчас я думал о возвращении, не долетев до цели. Уже два года на Марсе нас ждет жилой модуль, герметизированный вездеход и завод по производству горючего и кислорода. Много споров в космических сообществах было о сроке пребывания астронавтов на планете. Россия говорила о неделе, США твердила о программе «1000 days», где подразумевалось полтора года пребывания людей на планете. В конечном итоге сошлись на месяце. Мы любили шутить по этому поводу, мол, отпуск проведем на Марсе.
Пожелание удачи в завтрашнем испытании принял с Земли Цянь, так что посланий я не ждал. Сегодня, когда будет заканчиваться вахта Стива, наш бортовой врач Матцуда проведет последний инструктаж перед включением гравитации. Инструкции каждый из нас знал от первой буквы до последней точки, но раз надо – будем слушать.
Два небольших иллюминатора были плотно закрыты внешними створками. Открывали мы их единственный раз, когда вышли за пределы дальней земной орбиты, да и то – соблюдали инструкции. Ориентировка происходила полностью по приборам, а любоваться во время вахты абсолютной чернотой с далекими крапинками звезд скучно, да и не положено. Не для того люди ждали и работали семьдесят лет между полетами на Луну и Марс, чтобы астронавты удовлетворяли свою сентиментальность.
Время текло привычно: медленно, но неуклонно. Наверное, Стив уже закончил тренировку и сейчас отдыхает в релакс-каюте под щебет птиц или шум прибоя. Через пару часов он наестся концентратом питательных веществ и примет пару капсул. Без препаратов здоровье полетит в тартарары – космическая радиация и отсутствие магнитного поля не шутки.
Я смотрел на мигающие лампочки и в который раз пытался осознать, что лечу к собственной мечте. Годы непрерывных тренировок, жесткая дисциплина, тысячи страниц выученного наизусть текста – все это был предварительный этап мечты. Я хотел ступить на Марс – скоро буду там. А что потом? Семимесячное возвращение, санатории, пенсия; возможно, обучение молодых космонавтов. Но это будет рутинное настоящее без будущего.
Я погнал эти мысли прочь, объясняя их долгой оторванностью от Земли, друзей, привычной обстановки. В прошлое посещение релакс-каюты я отдыхал с электронной книгой в руках. Под шум прибоя я перечитал повесть Хемингуэя «Старик и море». Старик – вот настоящий эталон стойкости, уверенности в себе, непоколебимой надежды. Пожалуй, после трех месяцев неудач, за сотню километров от берега наедине с огромной рыбой и акулами, ему было намного труднее, чем мне. Так что нечего хныкать. Если в человеке есть силы, он всегда найдет чего добиваться и ради чего жить.
Под размышления прошла вахта, и в рубку влетел Картер, хватаясь за специальные поручни.
– Хэллоу, Вадим. Все окей?
Разговаривали мы обычно на английском, хотя все члены команды неплохо знали русский. Когда Стив был в особенно хорошем настроении, он старался говорить со мной по-русски. И даже английские слова вроде «хэллоу» и «окей» произносил на наш манер – без всяких придыханий и высовывания языка.
– Привет. Как обычно – все стабильно. Жду не дождусь гравитации. Хоть какая-то перемена.
Картер улыбнулся.
– Не так долго лететь осталось. А на Марсе не соскучишься – заданий столько, что на год сотне астронавтов хватит.
– Это точно, – сказал я, отстегивая державший меня ремень.
Говорят, что человек привыкает ко всему. Но к невесомости, к ощущению полета привыкнуть невозможно. Каждый раз, когда я парю в тесных помещениях корабля, меня охватывает восторг.
Я слегка оттолкнулся от пола и поднялся почти до потолка. Выписывая руками маневры, я подлетел к стене с поручнями.
– Не скучай, – сказал я.
– А что скучать? – удивился Стив. – Я здесь живу лучше, чем на Земле.
Я усмехнулся и вылетел из рубки.
Матцуда закончил говорить. Затем он сделал пометку в бортовом журнале, что инструктаж проведен и достал на всякий случай аптечку. Мы собрались в рубке и пытались держаться около пола. Японец кивнул и Цянь включил гравитацию.
Сразу потемнело в глазах, в ушах зазвенело, голова стала тяжелой. Почему-то медики решили, что гравитацию лучше наращивать именно скачками; мой организм, кажется, считал по-другому.