Сводить человеческий голос, его чары, его индивидуальность к генам, ответственным за речь, к нейромедиаторам, устройству голосового аппарата, центрам Брока или Вернике – то же самое, что описывать картину и ее краски, перечисляя длину волн красного, зеленого или синего цвета и не чувствуя гармонии произведения. Другими словами, когда Роден лепит своего «Мыслителя», а Микеланджело отсекает от глыбы мрамора все лишнее, чтобы «высвободить» Моисея, их можно назвать – на этом этапе – превосходными мастерами. Тогда как творчество, в прямом смысле этого слова, – это нечто принципиально новое, не существовавшее прежде, не поддающееся повторению, в отличие от науки.
Что касается голоса, то если для исполнения роли в «Мещанине во дворянстве» Мольера или в «Травиате» Верди от артиста требуются определенные физические данные и особая вокальная техника, это не значит, что здесь нет места творчеству, чему-то невыразимому, действующему на воображение и, может быть, божественному: недаром существует слово «дива»[11]
.Можно проанализировать сонату Бетховена как физический феномен, изучив его звуковые колебания. Можно также проанализировать его воздействие на человека с химической, физиологической, психологической точки зрения, наблюдая за импульсами его мозга благодаря существующим сегодня методам. И пусть наука способна препарировать сонату Бетховена, мы любим ее не за научные характеристики. Важно только волшебство ее музыкальных фраз. Это уже не относится к сфере компетенции науки. Точно так же мы можем объяснить процессы образования звезд и Солнца, но, когда созерцаем Млечный Путь, нами овладевает какое-то неведомое чувство, что-то проникает в нас, ведет нас – нечто такое, что ускользает от научного наблюдения, и это прекрасно: чистая эмоция, вибрация хранит свою тайну.
Притягательный голос должен звучать как музыка; в его мелодии и словах слушатель должен найти подсказку, намек на то, что может его ободрить: так одно звено музыкальной секвенции дает нам ключ к следующему, и мы попадаем в мир, где всё нам знакомо. Однако при малейшей фальшивой ноте все рушится, и очарование исчезает. Если голос в речи повышается, это крещендо должно нарастать постепенно, без неожиданных и резких нот, которые могут нарушить атмосферу. Точно так же постепенно уменьшая силу звука, голос должен следовать обертонам, связанным между собой, без резкого разрыва между двумя частотами. Чтобы возникло сопереживание и доверие, необходимо, чтобы объект обольщения подсознательно предугадывал то, что соблазнитель собирается сказать. Это справедливо также и для голосов политиков и руководителей, транслируемых в средствах массовой информации.
В ситуации обольщения два голоса обмениваются звучанием, соблазняя друг друга, а иногда и наделяя друг друга эротическими интонациями. Это обольщение голосом неизбежно осуществляется через акустику, даже если на самом деле между ними нет никакого прямого контакта, как в случае с СМС-сообщением или голосом на автоответчике.
Некоторые влюбляются в голос. Ко мне обращались с просьбой сделать им такой же голос, как у Дельфин Сейриг или Маши Беранже, словно из рекламы по радио, – завораживающий и чувственный. Другие пациенты хотят сменить свой голос на более низкий или более высокий: по-видимому, тот, что есть, стал для них невыносим. За этими желаниями редко стоят серьезные причины, за исключением случаев битонального («раздвоенного») голоса или действительно раздражающего, похожего на звук трещотки. Как фонохирург я могу пытаться улучшить голос, гармонизировать его с телом, в которое он заключен. Большинство подобных пациентов чувствуют себя с таким голосом не в своей тарелке. Но я лишь скрипичный мастер, ремонтирующий вокальный инструмент, а истинные его творцы – они сами.
Обольщение голосом – это обольщение чувственностью, иногда эротизмом, но всегда эмоцией. На первом любовном свидании голос, как и мы сами, часто испытывает стресс: речь становится торопливой, иногда сжимается горло. Пульс учащается, руки увлажняются. Так реагирует наш рептильный мозг. Он освобождает крошечные молекулы гормонов – таких, как адреналин, допамин и окситоцин. Это ведет к увеличению частоты сердечных сокращений.
Сексуальный голос заимствует свои свойства из обоих полушариев мозга (правое отвечает за эмоциональную сферу, левое – за рациональную); у лимбической системы, отвечающей за эмоции вместе с гиппокампом, особенным образом участвующим в механизмах различения и восприятия голоса; у нашего древнего рептильного мозга, который контролирует импульсы; и, наконец, у гормонов.
В природе самец гориллы испускает крики и выпячивает грудь, показывая, что он доминантный самец; лев ревет, чтобы напугать соперников. А что делает человек? Надо ли искать связь между физической силой и голосом?