Власть и общественность на закате старой России. Воспоминания современника

Первый месяц своего управления Витте еще надеялся сговориться с общественностью; видал всяких ее представителей. Они ему давали советы, но принимать участия в правительстве не хотели. Они предоставляли ему проводить их программу и умывали руки за последствия этого. Но пока шли эти бесполезные разговоры и Витте узнавал незнакомый ему мир нашей общественности, революция наступление продолжала. Она готовилась к генеральному бою. Руководители революции образовали открытую революционную власть. Возник первый Совет рабочих депутатов[725]. Будущие палачи русской свободы сидели в нем рядом с идеалистами народовластия. Все были согласны, что существующую власть надо свергнуть и что демократическая республика есть минимум того, что сейчас можно требовать. Приказ Совета о прекращении забастовки объявлял, что «революционный пролетариат не сложит оружие, пока не будет установлена демократическая республика»[726]. Средством для этого была не только забастовка, но и восстание. В программе Совета о нем был специальный пункт, и сбор на него, как я упоминал, происходил в первый же день Манифеста [17 октября 1905 года]. Для восстания готовились и вооруженные силы; благовидным предлогом для этого явилась самозащита против погромов. Дружинники превратились в подобие «армии» с кадрами, оружием и дисциплиной. За несколько дней до восстания[727] один из руководителей левого лагеря мне говорил: «Мы сильнее, чем вы полагаете. Власть будет скоро у нас, а вы с нами спорите».

Бездействие власти вербовало революции новых сторонников. Восходящая сила всегда находит поклонников. Это еще более удаляло от Витте либеральное общество; с ним связывать своей судьбы оно не хотело. Против революции выступала только «реакция», которая за все винила манифест и «изменника» Витте. К государю являлись от нее депутации и сыпались жалобы. Реакция последовала примеру, данному ей революцией: она стала организовывать низы, создавала «черные сотни». Эти последние находили покровительство очень высоко. Черносотенные погромы, поджоги, убийства, которым местные власти не всегда торопились мешать, еще более возбуждали общество против Витте. От него требовали решительных мер против белого террора. Либеральное общество не хотело понять, что, отказав Витте в поддержке, оно отняло у него ту позицию, на которой он мог дать бой реакции. Если бы общественность со своей либеральной программой явилась в это же время опорой порядка в стране, Витте, опираясь на нее, мог ударять по реакции. Но пока либеральное общество требовало Учредительного собрания, амнистии и полных свобод, не находя ни единого слова осуждения для революции, черные сотни казались как бы единственной защитой трона и порядка в стране. Общественность нападала на бездействие Витте против реакции, реакция — на его же бездействие против революции. Витте терял всякую почву. Либерализм давал ему совет уходить. Он понимал, какую услугу оказал бы реакции Витте своим уходом, но это либерализм не пугало. С «реакцией» справится «революция». Отходить в сторону, снимать с себя ответственность за совершающееся для либеральных общественных деятелей было привычной позицией. Наконец, Витте должен был сделать выбор; он не мог все ждать отрезвления общества. В самом правительстве были люди, которые ждать не хотели; в нем был П. Н. Дурново.