Власть и оппозиции

С осени 1930 года возобновилось выселение раскулаченных крестьян. В марте 1931 года была образована комиссия под председательством Андреева для координации крупномасштабных операций по депортации «кулаков». В мае она приняла решение о переселении в Казахстан 60 тысяч и на Северный Урал — 50 тысяч семей. Вслед за этим было принято секретное постановление ЦИК и СНК об организации специальных поселков (спецпоселений) для кулацких семей «в местностях, где ощущается недостаток в рабочей силе для лесозаготовительных работ, работ по освоению неиспользованных земель и по разработке недр, для рыбных промыслов и т. п.» [480] В этих поселениях депортированные находились под строгим административным надзором. Управление спецпоселениями было возложено на ГУЛАГ ОГПУ.

В 1931 году масштабы депортации семей, подведённых под категорию кулацких, резко увеличились по сравнению с предыдущим годом. Если в 1930 году численность семей, выселенных в отдалённые районы, составила 115,2 тыс., то в 1931 году — 266 тыс. Всего за 1930—1931 годы было раскулачено 569 тыс. семей, из них 381 тыс. была выселена в отдалённые районы. Массовое выселение раскулаченных было прекращено весной 1932 года. К началу 1933 года в спецпоселениях находилось 1317 тыс. чел.

К началу второго тура раскулачивания в деревне уже не осталось кулаков как социальной группы, эксплуатирующей чужой труд. Поэтому для оправдания репрессивной политики Сталин ввёл в партийный лексикон крайне растяжимые понятия «кулацко-зажиточная верхушка деревни» и «подкулачник». Политическая цель введения последнего термина состояла в том, чтобы любой протест против насилия и произвола в деревне мог быть квалифицирован как вылазка «агента кулака». Одновременно развернулись новые репрессии, обрушившиеся на местных партийных и советских работников, не обнаруживших в своих районах спущенного им сверху процента хозяйств, подлежащих раскулачиванию.

Новая волна насилий по отношению к крестьянству вызвала ответную вспышку активной антиколхозной борьбы. В 1931 году было зафиксировано огромное количество случаев нападений на колхозные обозы с хлебом, поджогов зерна, отравления скота и порчи машин в колхозах, террористических актов против колхозного актива и хлебозаготовителей. Вновь вспыхнуло большое число мятежей. Оживилось басмаческое движение в Средней Азии, поддержанное вторжением вооружённых отрядов из-за рубежа.

Налоговый режим и карательные меры привели к перевыполнению намеченных рубежей коллективизации. В сентябре 1931 года в колхозах числилось почти 60 % крестьянских хозяйств. Однако даже официальная печать признавала, что многие колхозы являются «дутыми», «бумажными», «лжеколхозами».

Оценивая итоги сплошной коллективизации, левая оппозиция видела их прежде всего в полном разрушении экономической «смычки» между городом и деревней, налаживание которой Ленин считал основной задачей нэпа. «Теоретическая формула смычки очень проста,— писал Троцкий.— Национализированная промышленность должна доставлять крестьянству необходимые ему продукты в таком количестве, такого качества и по таким ценам, чтобы из взаимоотношений государства с основной массой крестьянства совершенно устранить или свести к минимуму фактор внеэкономического принуждения, то есть административного изъятия продуктов крестьянского труда». Установление добровольного взаимовыгодного товарного обмена между промышленностью и сельским хозяйством, эквивалентных цен на их продукцию обеспечило бы социально-политическую стабильность советского общества и создало бы экономический фундамент, на котором можно было уверенно вести вперед хозяйственную работу. «Обеспечены ли при „сплошной коллективизации“ такие взаимоотношения города и деревни, при которых внеэкономическое принуждение, если не сошло на нет, то явно сходит на нет? В этом весь вопрос. И на этот коренной вопрос приходится пока дать отрицательный ответ. Сплошное коллективизирование явилось не как увенчание и развитие достигнутой смычки, а как административное прикрытие её отсутствия» [481].