Власть и оппозиции

Развернувшаяся погромная кампания коснулась авторов всех учебников по истории партии, всех историков Октябрьской революции. Особенно сильный удар был нанесён по Шляпникову — автору книг «Революция 1905 года», «Канун семнадцатого года» и «1917 год» (последний труд состоял из четырёх томов, изданных в 1923—1931 годах). 8 января 1932 года в «Правде» появилась двухподвальная статья «1917 год в меньшевистском освещении», написанная группой «красных профессоров» во главе с Поспеловым. В этой статье работа Шляпникова именовалась «гнусным троцкистским пасквилем», «возмутительной клеветой», «чудовищной фальсификацией» и т. п. Главная причина этих обвинений заключалась в том, что Шляпников — сам активный участник февральской и Октябрьской революции — «не осветил руководящую и направляющую роль товарища Сталина в Октябрьском восстании» и даже писал об ошибках Сталина в 1917 году. Вслед за появлением этой статьи было принято решение Политбюро, в котором Шляпникову предлагалось «признать свои ошибки и отказаться от них в печати. В случае же отказа со стороны т. Шляпникова выполнить этот пункт в 5-дневный срок — исключить его из рядов ВКП(б)» [604]. После этого решения Шляпников обратился в Политбюро, обещая исправить формулировки, которые «могут подать повод для неправильного толкования». Вслед за этим в «Правде» было опубликовано его заявление, в котором он признавал свои «ошибки» и заверял, что примет все меры к их исправлению [605].

В «Рютинской платформе» подчеркивалось, что в «историческом» письме Сталина «сила доказательства обратно пропорциональна силе окрика зазнавшегося, зарвавшегося, обнаглевшего вождя, чувствующего себя в партии и стране, как в своей вотчине, где он волен казнить и миловать всякого… Отныне историю партии будут писать, вернее фабриковать заново… Фальсифицировать историю партии под флагом её защиты, раздуть одни факты, умолчать о других, состряпать третьи, посредственность возвести на пьедестал „исторической фигуры“ — вот в чём будет заключаться суть переработки учебников по истории партии» [606].

XXXIII Лидеры бывших оппозиций в начале 30-х годов

В условиях обострившегося до предела хозяйственно-политического кризиса и всё большего нагромождения сталинской кликой лжи и фальсификаций, в партии нарастал мировоззренческий кризис. Как подчеркивалось в «Рютинской платформе», «этот кризис в настоящее время глубоко скрыт, он находит пока свое внешнее проявление только в отдельных редких случаях; пресс террора мешает ему вырываться наружу, но он захватил уже довольно значительный слой мыслящей части партии, имеющей действительно коммунистическое мировоззрение… Значительная часть членов партии живёт в настоящее время просто с выпотрошенными душами, изъеденная всеобщим скептицизмом и разочарованием» [607].

Последняя характеристика относилась прежде всего ко многим лидерам бывших оппозиций, которые, пройдя через ритуальные обряды покаяний, продолжали находиться на ответственных постах. Бухарин, Рыков, Томский, Пятаков оставались членами ЦК, Догадов и Сокольников — кандидатами в члены ЦК. В партийных кругах всё острее ощущалось недоумение по поводу того, что эти люди, в прошлом отличавшиеся смелостью и независимостью суждений, теперь не решались произнести ни единого критического слова о гибельной политике сталинского руководства. «Чем же всё-таки объясняется их молчание? — задавал вопрос один из корреспондентов «Бюллетеня».— Неужели же только голым страхом за личную судьбу? Но разве можно себе представить положение, более тяжкое и более недостойное, чем то, в какое многие из бывших вождей, теоретиков и политиков поставлены сталинской бюрократией, правда, при прямом участии самих „пострадавших“. Казалось бы, им нечего терять, кроме цепей унижения и бессилия. Или может быть, они просто окончательно и полностью выдохлись и ничего не сохранили за душой? Скорее всего именно так» [608].

По существу, о том же речь шла в дневниковых записях А. М. Коллонтай, во время приезда в Москву в июне 1932 года встречавшейся со многими «стариками». Замечая, что «старики» всё критикуют, охаивают, высмеивают, с раздражением говорят, что так продолжаться не может, Коллонтай приводила типичное высказывание, услышанное ею: «Мы теряем верный курс. Компас испорчен». К этому Коллонтай добавляла: «Если спросить, что они предлагают, какие меры? Их нет» [609].