Власть и рынок

Характерно, что Оливер проявляет наибольшую нетерпимость по отношению к «крайней» версии, которую, по его утверждению, «не следует истолковывать буквально», поскольку она не имеет серьезного обоснования и т.п. Это дает ему возможность быстро перейти к нападению на модифицированную и более слабую версию либертарианства. Должны возразить, что крайняя версия заслуживает самого серьезного отношения, особенно если заменить слово «человек» на «каждый человек». Политические дебаты слишком часто обрываются из-за того, что кто-либо небрежно бросает: «Вы не можете всерьез этого утверждать!» Мы уже показали, что закон Спенсера о равной свободе представляет собой избыточно подробный вариант «крайней» версии и что уже его первая часть покрывает собой оговорку. «Крайняя» версия сформулирована более четко и позволяет избежать многих затруднений, неизбежных в случае многословных формулировок.

Теперь вернемся к общим критическим замечаниям Оливера по поводу либертарианства. Признав, что эта концепция «внешне очень привлекательна», Оливер развивает ряд критических замечаний, предназначенных для доказательства ее нелогичности.

1) Любое размежевание собственности «ограничивает свободу», т.е. свободу других использовать соответствующие ресурсы. В этом критическом замечании неверно используется понятие «свобода». Бесспорно, что любое право собственности ограничивает «свободу воровать». Но для возникновения такого «ограничения» нам даже не нужны права собственности: в условиях свободы никто не имеет права нападать на кого-либо. Право владеть своей собственностью без помех со стороны других просто по определению не может быть ограничением свободы. Дело в том, что «свобода украсть или совершить физическое нападение» лишает жертву права на личную безопасность и на безопасность своей собственности, а это противоречит требованию всеобщей свободы: каждый человек имеет право поступать со своей собственностью, как ему угодно. Когда кто-либо поступает как ему угодно с собственностью другого, он нарушает свободу этого другого.

2) Оливер считает более важным другое критическое замечание: концепция естественных прав определяет собственность как собственность на «вещи», а такое определение исключает собственность в виде нематериальных «прав». Оливер утверждает, что если определить собственность как совокупность материальных объектов, то оказывается невозможной собственность в виде прав на прибыль или на участие, скажем, в виде акций или облигаций. А если в определение собственности включить и такого рода «права», тогда возникает неразрешимая проблема определения прав вне рамок существующих законов. Более того, собственность в виде «прав», отделенных от «вещей», делает возможным существование прав, не предусмотренных концепцией laissez faire, таких, как «право на труд» и пр. Это главное критическое замечание Оливера.

Эта критика совершенно неудовлетворительна. Собственность есть собственность именно на совокупность материальных объектов, не существует дихотомии между правами и вещами. «Права» фактически представляют собой права на вещи. Акция нефтяной компании не является нематериальным «правом». Это сертификат на пропорциональную долю материальных активов нефтяной компании. Точно так же облигация представляет собой требование на определенную сумму денег и в конечном итоге также является правом на пропорциональную долю материальных активов компании. «Права» (исключая монопольные привилегии, невозможные в свободном обществе) — это просто документальное отражение долевого участия в собственности.

3) Оливер пытается продемонстрировать, что либертарианская позиция не обязательно ведет к системе laissez faire. Для этого он, как уже было отмечено, быстро перепрыгивает через «крайнюю» позицию и сосредоточивает критические нападки на бесспорных слабостях менее универсальных формулировок. Он справедливо критикует частично утилитаристское требование о непричинении «ущерба». Закон Спенсера о равенстве свобод подвергается критике за туманное условие «если он при этом не ограничивает свободу других людей». Мы уже и сами убедились, что эта оговорка не нужна и может быть отброшена. Но все-таки следует отметить, что Оливер не относится с должным уважением к позиции Спенсера. Он предлагает надуманные альтернативные определения «ограничения свободы» и показывает, что ни одно из них не ведет к системе laissez faire в точном смысле слова. Прояви Оливер побольше настойчивости, он бы без труда нашел подходящее определение. Из пяти предложенных им альтернативных определений первое попросту определяет «ограничение свободы» как «нарушение действующих законов», которое не стал бы использовать ни один либертарианец. Либертарианцы стоят на принципиальных позициях, которые должны быть обоснованы средствами разума, а не просто ссылками на существующие законы.