Зверь рвался с цепи с пеной у рта. Зверь бесновался и выл. Зверь молил выпустить его на свободу. Он хотел почувствовать, как клыки входят в горло врага, как рвется аорта и теплая кровь наполняет пасть. Как пламя мести выжигает огромную брешь, и на оставленном пепелище наступает покой.
Егор заставил себя остаться на месте. Хотя, это стоило ему неимоверных усилий. Ведь этот человек был не только должен ему за смерть близких. Он пришел забрать его пару. Волк почувствовал это, едва Ермилов вошел.
Степан не сразу его заметил. Он не ожидал, что они встретятся вот так просто, в пустом помещении. Без свидетелей, без предупреждения. Тот мужчина, который привез его сюда и накормил, сказал только: «Иди, тебя ждут», — и он пошел.
Встреча, которой он сам хотел, оказалась для него неожиданной. Он не успел совладать с эмоциями, они все были ясно написаны на его усталом лице.
Пронзительный взгляд желтых глаз пригвоздил его к месту. Старый охотник занервничал, чувствуя, как по спине под дубленкой начинает течь пот. Он так и не снял ее там, в зале, только шапку оставил на стуле.
Лугару молчал, следя за реакцией человека. Он словно чего-то ждал от него. Они стояли, разделенные несколькими метрами пустого пространства: один — застыв на пороге, второй — у противоположной стены. Пока звенящая тишина, наполнившая пространство, не стала невыносимой.
— Зачем ты искал нас? — Егор первым нарушил затянувшееся молчание.
Откашлявшись, Степан произнес:
— Мне нужна моя дочь.
— Ты же отпустил ее, человек?
Последнее слово Егор выплюнул, не скрывая презрения.
Ермилов нахмурился.
— Это была минутная слабость, — нехотя признал он. — Я сделал ошибку.
— Людям свойственно ошибаться. Лугару — нет.
— Не будь так уверен. Где Леся? Я передумал и хочу забрать ее домой.
— Ты может и передумал, — губы Егора раздвинула хищная усмешка, — а я нет. Я своих решений не меняю. Ты отказался от нее там, на дороге. Сам передал мне все права на нее. К тому же твоя дочь больше не человек и ей не место среди людей, ты сам это знаешь. Хочешь, чтобы твои друзья устроили на нее охоту?
— Ее никто не тронет, — буркнул в ответ Степан, испытывая злость от того, что лугару прав. Во всем прав. И это невозможно было игнорировать. — Я не отказывался от нее. Я хотел ей помочь! Остановить мутацию! Я не хочу, чтобы моя дочь стала чудовищем.
— И каким это образом? Отдав ее на растерзание в какую-то подпольную лабораторию?
— Это Институт! Очень уважаемый, созданный на правительственном уровне. Если бы мы туда доехали, Лесе ввели бы антидот, который блокировал бы мутацию.
— Ты же знаешь, что это невозможно. Твой напарник понял это еще там, на дороге. Потому и хотел застрелить ее. Он, так сказать, решил оказать твоей дочери последнюю милость.
— О чем ты? — Степан обескураженно заморгал. — Макс не мог…
— Но он собирался сделать это. Он сказал ей: «Беги, дай мне шанс тебя пристрелить». Я же был там и слышал.
— Все равно… Я не верю тебе… Я хочу забрать свою дочь. Где она?
Ермилов уже распахнул двери, собираясь выскочить в коридор, но Егор успел преградить ему путь. Охотник едва не врезался лбом в грудь двухметрового лугару.
— Сознательно, может, и нет, — процедил Егор, сузив глаза, — но ты сделал свой выбор. И я тоже. Я не убил тебя, помнишь? А мог.
Охотник скрипнул зубами. Напоминание о том, что эта тварь милостиво оставила ему жизнь, было сейчас очень некстати. Что-то, похожее на укол совести, заставило Степана сделать шаг назад, но он тут же подавил в себе это чувство и медленно, стараясь не привлекать внимания, повел плечом. Вот он, нож, под рукой. Ему нужно всего мгновение, чтобы выхватить оружие из-под полы. Только бы угадать момент! Пока эта тварь жива, им с Лесей не будет покоя.
— Хорошо, — Степан сделал вид, что готов смириться, — я могу увидеть свою дочь?
— Зачем? — Егор моментально напрягся.
— Хочу убедиться, что с ней все в порядке. Поговорить с ней. Пусть она сама выберет, с кем ей остаться. Это должно быть ее решение.
Егор помрачнел.
— Она не может ничего решать. Теперь за нее все решаю я.
— Ты много на себя берешь, волк.
— Она моя пара.
— Ты не понимаешь! — начал горячиться Степан, чувствуя, как по вискам стекают капли липкого пота. — Моя дочь не волчица. Она человек. Ты не сможешь всю жизнь удерживать ее силой. Однажды проснешься — а ее нет… Или будешь держать на цепи, как дворовую суку?
Егор отшатнулся, словно его ударили наотмашь.
Нет, конечно, нет, он никогда так не поступит со своей парой. Просто не сможет причинить ей вред! Людям никогда не понять отношений, которые связывают истинную пару, они все меряют по себе.
— Это ты не понимаешь, человек, — произнес он напряженным тоном. — Леся без меня не сможет. Теперь я — часть ее, а она — часть меня.